– Это не так просто, как тебе кажется! – добавил Марик, раздраженно скидывая пиджак. – И не так быстро.
– Может быть, добавишь пока известные песни? «Подмосковные вечера» сейчас все любят, – вкрадчиво начал Мопс, но осекся под гневным взглядом Марата.
– Чужое петь я не буду никогда! И вообще, если тебя что-то не устраивает, отменяй концерты! Поехали в Москву!
Мопс мгновенно ретировался, сокрушенно цокая языком на ходу. И почему чем талантливее артист, тем более паршивый у него характер? Эту закономерность Левон Моисеевич Ацхель выявил еще двадцать лет назад, когда только начинал работать. И с годами она только подтверждалась.
Но в следующем городе Марат второе отделение сразу начал с Дона Базилио, а завершил любимыми неаполитанскими песнями, для которых сам себе аккомпанировал. Зал ревел от восторга – легкие мелодии итальянцев ложились на слух куда лучше романсов Генделя.
В третьем городе Марат исполнил первую вышедшую из-под рук Семипалова песню-переделку. Рудик сделал именно то, чего от него добивался Марат, – взял веселую итальянскую песенку с пластинки, что-то изменил, что-то дописал, вместе они кое-как придумали незатейливый текст про май, мир и солнечный свет. Рудик предлагал еще труд туда впихнуть, но Марат решительно отказался. Хотел бы петь про труд, попросил бы песню у Антохиной – после того удачного концерта в Колонном зале она бы ему точно не отказала.
Услышав новорожденный шлягер, Мопс аж присвистнул.
– Ребята, вы же твист написали.
– И что? – напрягся Марат. – В Италии такая музыка изо всех радиоприемников звучит.
– Так то Италия, – вздохнул Мопс. – Ладно-ладно, ничего. Пой.
Песня имела сумасшедший успех, Марату пришлось повторять ее три раза на «бис». В итоге ей дали название «Песенка весны» и включили ее в постоянную программу.
Из поездки по Дальнему Востоку Марат привез три новых песни за авторством Семипалова и сильное подозрение, переходящее в уверенность, что за пределами Москвы и его родной Республики популярность классической музыки сильно преувеличена. Если дома все школьные годы да и в консерватории тоже его учили, что настоящая музыка не может быть легкой, что она обязательно должна иметь глубокий эмоциональный посыл, что развлечение – не ее задача, то работа перед живой, обычной публикой, пришедшей на концерт, доказывала обратное. Люди хотели простых, легко ложащихся на слух мелодий.
– Может быть, мы собираем не ту аудиторию? – вслух размышлял он в вагоне поезда, крайне неторопливо везущего их в Москву.
За окном мелькал влажный таежный лес, в стакане звякала ложка, на газете стояла банка кильки в томате, в которую Марик с огромным удовольствием макал куски батона. Кильку купили на одной из станций. Мопс чуть в обморок не упал, когда увидел.
– Ты позоришь мою седую голову!
К слову, Мопс был абсолютно лысым.
– А потом поползут слухи, что Левон Моисеевич морит своих артистов голодом. Что, вагон-ресторан закрылся?
– Во-первых, я ее люблю! – пожал плечами Марик. – Во-вторых, в твоем вагоне-ресторане одна лапша. Молочная. С пенками.
А в-третьих, у него почти не осталось денег. Гонорар за концерты должны были выплатить в Москве. Но, по его расчетам, Марика ждала очень приличная сумма. Достаточная, чтобы рассчитаться с Мопсом, обновить гардероб и спокойно жить хотя бы месяц. А там, глядишь, и новые гастроли подвернутся. Пока же килька в томате его полностью устраивала.
– Как ты считаешь, Левон Моисеевич?
– Что? – не понял Мопс, все еще с неодобрением разглядывая кильку.
– Насчет аудитории. Не хочет зритель серьезной музыки. Романсы не хочет, даже русских композиторов. Я объявляю: «Чайковский. „Благословляю вас, леса“». А в зале тишина гробовая.
Мопс улыбнулся, как улыбаются мамы четырехлетним карапузам, делающим первые выводы, что с Машкой дружить не стоит, потому что она ябедничает воспитательнице.
– Марат, я тебе с самого начала говорил, делай программу доступнее. Мы не в консерватории. Это эстрада! Или ты классический певец, тогда иди дальше учиться, и дорога тебе в Большой театр. Или ты певец эстрадный. И публика у тебя попроще!
– Но так же нельзя! – возмутился Марат. – Нельзя делить публику на «попроще» и «посложнее»! Если зритель не готов к серьезной музыке, его надо воспитывать. Может быть, первое отделение делать из классики, а второе из песен?
– Валяй, воспитывай! Нашелся воспитатель. Если в первом отделении люди не заснут, то во втором тебе даже похлопают. Марат, тебе нужно больше песен! Простых и понятных советскому человеку, на русском языке! Не на итальянском! Для них это такая же тарабарщина, как твой Гайдель.
– Гендель.
– Не важно!
– Вообще-то важно!
Марат вытащил пачку сигарет и пошел в тамбур. Курить и думать, как жить дальше. Мопс закатил глаза и придвинул к себе банку, в которой оставалось еще немного кильки и томатного соуса.