На сцене Колонного зала в полном составе сидел знаменитый оркестр Севастьянова. Сам Олег Михайлович, огромный, похожий на медведя, который почему-то нацепил круглые поблескивающие очки и взял в лапы дирижерскую палочку, требовательным тоном что-то выговаривал солисту. Солист же, худенький мальчик с идеально ровным пробором и длинными пальцами пианиста – такие вещи Марик замечал сразу – стеснялся, краснел, смотрел в ноты и кивал.
– Смотри мне, салага! – стращал его Севастьянов. – Концерт в прямом эфире телевидение транслирует! Подведешь – пеняй на себя.
– Что ты пристал к мальчишке? У него абсолютный слух, он очень точно интонирует!
А это Антохина. Такая маленькая, что ее можно принять за ребенка, пока она не повернется к тебе лицом. Только тогда узнаешь в ней живого классика советской песни. Голос у нее звонкий и какой-то всегда восторженный.
– Пой спокойно, Ленечка! Олег Михайлович просто тебя испытывает! – обратилась она к мальчику у микрофона. – Давай еще раз!
Марат устроился в партере, ждать, пока до него дойдет очередь. Мопс ускакал куда-то за кулисы. К нему подсела женщина средних лет, совсем не похожая на артистку: строгий костюм и такой же строгий взгляд, в руках стопка бумаг, в которых она делала пометки.
– А вы у нас кто? – шепотом уточнила она, чтобы не мешать выступающему. – Агдавлетов? Так, вижу, есть такой. У вас «Аист белокрылый». Идете завтра третьим номером после Волка. Но остаетесь до конца концерта, вы меня поняли? В финале все выходят и исполняют хором «Мир, труд, май».
Марат с трудом сдержался, чтобы не поморщиться и не спросить, нельзя ли без этого? Затея Мопса ему совершенно не нравилась, на этом празднике политической песни он чувствовал себя чужим. У мальчика, стоящего перед микрофоном, действительно был абсолютный слух, да и голос неплохой. Но один его вид чего стоил. Что за комсомольский вожак? Пробор зализанный, песня бредовая про трудовой подвиг страны. На три аккорда. После той музыки, к которой он привык в Италии, она показалась ему особенно топорной.
– Всё, Ленечка, спасибо! – громко объявила Антохина и вопросительно посмотрела в партер.
Соседка Марика кивнула и сделала очередную отметку в бумагах:
– Да, благодарю. Номер Волка принят. Вы следующий, – повернулась она к Марату.
– Всем добрый день! – раздался громкий и уверенный голос.
Все разом обернулись. По проходу спешил очень деловой молодой человек, на вид чуть старше Марата. То, что он очень деловой, чувствовалось за версту: быстрый и уверенный шаг, костюм с иголочки, в руке кожаный дипломат.
– Кигель на месте и готов репетировать, – по-военному отрапортовал он, улыбаясь и бросая дипломат на ближайшее кресло. – Анна Алексеевна, вы очаровательны сегодня! Олег Михайлович, мое почтение!
Потянулся пожимать руку.
– Так, давайте с самого начала – со вступительной песни! – распорядился он и пошел к микрофону.
– Одну минутку, – Марат встал, – сейчас мой прогон.
– Что?
Кигель посмотрел на него с таким искренним изумлением, как будто и предположить не мог, что кроме него тут есть и другие артисты.
– Я говорю, что сейчас моя очередь репетировать номер, – спокойно отчеканил Марат в полный голос, который тут же разлетелся по славящемуся прекрасной акустикой Колонному залу.
Кигель усмехнулся, сделал шаг по направлению к Марату.
– То, что я вас не знаю, неудивительно. Удивительно, что вы не знаете меня. Я заслуженный артист Республики. И в концерте нашей любимой Анны Алексеевны исполняю десять произведений!