Маэстро

С такой искренней печалью в голосе он это сказал! Артист погорелого театра! Потом, спустя пару лет, я узнала, что собирался он пойти на спектакль с Рудиком, но в последний момент все переиграл. Тогда я предпочитала думать, что виной тому любовь с первого взгляда. А Марик утверждал, что просто Рудольф терпеть не мог оперу и до последнего не соглашался идти.

Конечно же, я согласилась! Большой театр вместо ДК Грибоедова! Да меня редактор расцелует за такой материал. Впрочем, пусть оставит поцелуи при себе, мое воображение уже рисовало сцены, в которых целует меня исключительно Марик. Такой шанс выпадает только раз в жизни!

Словом, Марат остановил такси, и мы, как белые люди, подъехали к Большому театру. Он галантно подал мне руку, помогая выйти из машины, так же галантно поддерживал меня за локоть, когда мы заходили в театр. Взял у меня пальто в раздевалке и уверенно повел… на балкон. Увы, места нам достались отвратительные. Позже я поняла, в каком бедственном положении находился мой герой. Но он изо всех сил старался этого не показать. И надо отдать ему должное, не имея свободных средств, Марат нашел деньги на оперу, потому что очень хотел услышать Козловского и увидеть его в спектакле.

Я в опере не понимала ровным счетом ничего, а Козловский был для меня всего лишь громким именем. Но благодаря Марату я написала чуть ли не лучшую в своей жизни статью: он рассказывал мне все тонкости постановки, в антракте читал лекцию о вокале, так искренне восхищался Иваном Семеновичем в роли Моцарта. А слушали мы, кстати сказать, Римского-Корсакова, «Моцарт и Сальери».

А во втором действии Марат вдруг расстроился. Я повернулась к нему, чтобы что-то в очередной раз прошептать на ухо, но наткнулась на его грустное лицо. Такое грустное, словно отравили не Моцарта, а его родного дедушку, и не на сцене, а по-настоящему. Казалось, он сейчас заплачет.

— Что с вами? — прошептала я.

Он сделал жест рукой, мол, потом, всё потом. Не слишком-то учтиво, подумала я, но промолчала.

Только когда мы вышли из театра и достаточно удалились от шумной, обсуждающий оперу толпы, Марат объяснил, что случилось.

— Вы понимаете, Алла… Мне даже страшно об этом говорить вслух. Возможно, вы не обратили внимания. Но Иван Семенович в последней партии был не точен. А если говорить уж совсем прямо, он не тянет партию. У него плывут все верха.