Читаем Мадемуазель Виктория полностью

По улице фараона Рамзеса мчится второй школьный автобус. Едут торгпредские — дети работников торгового представительства. У них колония в Докки, недалеко от нового советского посольства. Тоже задержались, наверное, в уличную пробку попали.

В школе торгпредские и инженерские — друзья. А по пути в школу — соперники.

— Ахмед, жми! Быстрее, Ахмед! Обгоняй!

Шофер Ахмед смеется, сверкает белыми зубами, кивает. В торгпредском автобусе прыгают, машут руками. Они впереди.

— Ахмедик, миленький, еще чуть-чуть!

Ахмед газует, обгоняет легковушки, равняется с торгпредским автобусом. Автобусы мчатся рядом, окно в окно. Торгпредский чуть выходит вперед. Но тут перед ним с перекрестка выворачивает тяжелая повозка, груженная мандаринами. Торгпредские притормаживают, и Ахмед вырывается вперед.

— Ура!!! — вопят инженерские.

Хулиган Сукачев высовывается из окна по пояс и показывает отставшим длинный нос.

Автобус медленно ползет дальше по узким каменным улочкам. Это район Баб-Эль-Бахр. Отсюда начинается Старый город. Зелени почти нет. Дома слепые, окна выходят во двор, а по улице — голые стены. Будто каменный лабиринт. Попадешь сюда ночью — и не выйдешь никуда.

Автобусы тормозят у русской школы. Ребята вываливаются из машин.

— Обошли, как стоячих!

— Нечестно! Не по правилам! — возмущаются торгпредские. — Если бы не мандаринщик…

— Если бы да кабы, да во рту росли грибы!

Грибы! А Вику дома ждет обед с грибами. Она было открывает рот, чтобы похвастаться, но вовремя спохватывается. Хорошо бы всех угостить, но на всех не хватит. Нечего тогда и хвастаться, и так все по дому соскучились.

Школа на школу непохожа: белый особнячок с колоннами. За решеткой — пальмы. Внутри — круглый холл и четыре двери по кругу, четыре класса. Викин, третий, самый большой. А первачков только шестеро.

В классе настоящие парты в два ряда и доска — все, как полагается. И дневники обычные, только дни недели исправлены от руки: в Египте выходной — пятница, а неделя начинается с субботы. А вот тетрадки у всех арабские, их надо переворачивать вверх ногами — арабы пишут справа налево, и корешок тетради у них справа.

Анджей и Казимир Геленжевские, близняшки-поляки, уже здесь. Польской школы в Каире нет, Анджей и Казимир учатся в русской.

Валентина Васильевна стучит указкой по столу:

— Тише, тише!

— Последний день, учиться лень, сижу за партой, как тюлень, — тараторит Витька.

На тюленя он не похож. Скорее, на чертика: ни минуты не может усидеть спокойно. «Дыру в боку крутит», — говорит о нем Викина мама. Витька — египетский старожил. Он и родился в Каире. Так в метрике и записано: «Место рождения — г. Каир, Объединенная Арабская Республика».

— Вот именно — последний день. Кое для кого — последняя возможность исправить годовые оценки. Например, для тебя, Сукачев.

Витька выскакивает к доске и рассказывает про твердый знак. Витька все знает, еще не было случая, чтобы он чего-то недоучил. Он и слугу русскому языку выучил. Хусейн рекламу над магазином по-арабски прочитать не может, а русские сказки разбирает по складам. И все удивляется, что у нас книжки на том же языке, на котором русские люди разговаривают. У арабов литературный язык один для всех — и в Египте, и в Сирии, и в Алжире, и в Йемене, а говорят в каждой стране по-своему. Есть даже переводчики с литературного языка на разговорный…

Но Витькины оценки скачут вверх и вниз, потому что не может он отвечать спокойно. То подмигнет, то рожу скорчит, а теперь стал изображать твердый знак: стриженую голову вперед склонил, а руки сложил сзади кренделем. Ужасно похоже!

— Ладно, Сукачев, пять за твою пантомиму.

Витька доволен.

— Валентина Васильевна, а можно Хусейна в первый класс принять? Он «Колобок» наизусть знает!

Все представляют Хусейна в галабии и чалме, читающего букварь среди первачков.

— Ничего смешного, — строго говорит Валентина Васильевна. — Сейчас даже старики феллахи за парту садятся. Но Хусейну надо сначала родной язык выучить.

Она смотрит в классный журнал.

Светка раскрыла под партой учебник и торопливо читает, скосив глаза. А Вика вчера русский повторяла: и мягкий знак, и твердый, и «ЖИ-ШИ пиши с буквой „И“». Но ее не спросят, у нее твердая пятерка.

— Геленжевский, — говорит, наконец, Валентина Васильевна.

Близнецы Геленжевские вздрагивают, громко роняют что-то на пол и вскакивают, оглядываясь ошалелыми глазами.

— Сначала Анджей… Расскажи-ка нам о приставках в русском языке.

Анджей выходит к доске, хлопает белыми выгоревшими ресницами и внимательно смотрит в лепной потолок.

— Э-э, — говорит он. — Приставки… Приставки, э-э, следует отличать от предлогов.

— Правильно, Анджей. И как же ты отличишь приставку от предлога?

Анджей теребит белый чуб и еще внимательнее разглядывает потолок. Казимир листает учебник, но не успевает.

— Казимир, помоги брату.

Казик обреченно становится рядом с Анджеем. Когда близнецы стоят рядом, их не отличишь друг от друга. Казимир трет веснушчатый нос… теребит чуб… и тоже принимается изучать потолок.

— Э-э, — говорит он. — Приставка, э-э, это не предлог.

— Это нам уже Анджей сообщил.

Перейти на страницу:

Похожие книги