Мадемуазель де Мопен

Я. Ну, вот я уж и злодей! Вы мне льстите, Розетта, я не заслужил такой чести. Увы, я добродушный обыватель и не совершил в жизни ни единого преступления. Я, может быть, сотворил глупость, когда влюбился в вас до безумия, вот и все. Неужели вы во что бы то ни стало хотите, чтобы я раскаялся в этом? Я вас любил и люблю так сильно, как только умею. С тех пор, как я сделался вашим любовником, я следую за вами, словно тень; я посвятил вам все свое время, все дни и ночи. Я не говорил вам никаких громких слов, потому что они нравятся мне только в книгах, но я тысячу раз давал вам доказательства моей нежности. Уж не буду говорить о самой неукоснительной верности: это само собой разумеется; наконец, я похудел почти на два фунта с тех пор, как заключил с вами любовный союз. Чего вам еще? Вот я у вас в постели, я был здесь вчера, буду завтра. Разве так обращаются с женщинами, которых не любят? Я делаю все, что ты хочешь; ты говоришь: пойдем — и я иду, говоришь: останемся! — и я остаюсь; сдается мне, что я самый безупречный поклонник на свете.

Розетта. Вот на это я и сетую: вы самый образцовый поклонник на свете.

Я. В чем же вы меня упрекаете?

Розетта. Ни в чем, но по мне, уж лучше бы вы давали поводы для жалоб.

Я. Какая странная ссора.

Розетта. Дело гораздо хуже. Вы меня не любите. Я ничего не могу с этим поделать, вы тоже. Да и что тут поделаешь? Я и в самом деле предпочла, чтобы мне пришлось простить вам какое-нибудь прегрешение. Я бы вас разбранила, вы бы с грехом пополам оправдались, и мы — помирились.

Я. И ты бы оказалась в выигрыше. Чем ужаснее было бы мое преступление, тем грандиознее мне пришлось бы измыслить способ, чтобы его загладить.

Розетта. Как вам известно, сударь, я еще не дошла до того, чтобы прибегать к этому средству, хотя, поскольку вы меня не любите, я только что хотела поссориться с вами…

Я. Да, понимаю, ты хотела этого исключительно из милосердия… Изволь, все лучше, чем рассуждать до умопомрачения, как мы сейчас.

Розетта. Вам угодно положить конец разговору, который вам в тягость, и все же, прошу вас, любезный друг, удовольствоваться беседой.

Я. Это удовольствие нам по средствам. Уверяю тебя, что ты заблуждаешься: ты несравненно хороша собой, и я питаю к тебе чувства, которые…

Розетта. …Которые выскажете как-нибудь в другой раз.

Я. Ну, знаете, моя обожаемая, вы просто гирканская тигрица, вы сегодня жестоки, как никогда! Кажется, вас обуял зуд стать весталкой? Оригинальная причуда, нечего сказать!

Розетта. Почему бы и нет? Бывают и более странные причуды; но для вас я наверняка превращусь в весталку. Знайте, сударь, что я принадлежу лишь тому, кто меня любит, или о ком я думаю, что он меня любит. Вас я не причисляю ни к той, ни к другой категории. Дайте мне встать.

Я. Если ты встанешь, я тоже встану. Тебе придется потом лечь обратно, вот и все.

Розетта. Пустите!

Я. Нет, черт побери!

Розетта (отбиваясь.) Ну, вы меня не удержите!

Я. Смею, сударыня, заверить вас в обратном.

Розетта (убедившись, что уступает мне в силе.) Ну, хорошо, остаюсь! Вы мне руку стиснули… Что вам от меня надо?

Я. Полагаю, вам это известно. Я не позволю себе назвать то, что позволяю себе делать: мне слишком дороги приличия.

Розетта (чье сопротивление сломлено.) Сдаюсь… при условии, что ты будешь очень меня любить.

Я. Ну, ты опоздала с капитуляцией, поскольку враг уже взял крепость.

Розетта (в изнеможении обвивая мне шею руками). Безо всяких условий… сдаюсь на твою милость…

Я. И правильно делаешь.

Далее, мой милый друг, будет, пожалуй, более чем уместно поставить многоточие длиной в целую строчку, ибо конец этого диалога можно передать лишь ономатопеями.

.................................................

За время, истекшее с начала этой сцены, солнечный луч успел обежать всю комнату. Из сада доносится сладкий и густой аромат цветущих Лип. Погода несказанно хороша; небо лазурно, как глаза англичанки. Мы встаем, завтракаем с большим аппетитом, а затем отправляемся в долгую загородную прогулку. Воздух так прозрачен, поля так великолепны, и вся природа так ликует, что в душе у меня просыпается особая чувствительность, даже нежность: и вот уже Розетта готова признать, что я бессердечен не более, чем всякий другой.