М. П. Одинцов

справедлив». Летчики с радостным нетерпением ждали, подчеркивая в беседах, что Одинцов и теперь не

забыл кабину самолета, много летает, умеет и рассказом, и показом научить уму-разуму. Но понимали

одно: спокойной жизни не будет, внешним марафетом не отделаешься.

Новый командующий начал с объезда и облета частей и гарнизонов. Знакомясь с боевой готовностью

вверенных ему войск, объявлял сборы по учебной тревоге, присутствовал на занятиях, полетах и [168]

учениях. Все сразу почувствовали: за дело берется крепко, основательно и энергично.

Мне довелось первый раз встретиться с Михаилом Петровичем в штабе недели через две после его

прибытия в округ. Помню, пришел утром на службу за полчаса до положенного времени, будто чувствуя, что эта встреча состоится. Разделся. Приготовился к работе над лекцией. И вдруг звонок:

— Товарищ Шароваров? Одинцов говорит. Зайдите ко мне.

Гадаю: что бы это значило? Но раздумывать некогда, спросить тоже не у кого. Прибыл. Доложил.

Одинцов вышел из-за стола, поздоровался за руку. Усадил в кресло. Сам сел напротив. Стал

интересоваться политотдельскими делами. И вдруг спрашивает:

— Как вам нравится мой кабинет?

Мне уже была известна придуманная им самим поговорка: «Покажи мне твое рабочее место, и я скажу, кто ты». Да и по собственному опыту знал, что кабинет любого командира и политработника хранит

всегда отпечаток его личности. Не раз убеждался, что при достаточном воображении, стоя в любой такой

комнате, можно не только понять ее хозяина, но и узнать его рост, возраст, привычки, режим дня, увидеть

совсем незнакомого человека почти зримо. С ответом поэтому не стал торопиться. Осмотрелся.

Кабинет был просторен, но невелик, светел и прост. Окинул взглядом мебель, стены. Они говорили о

широте интересов хозяина. В больших книжных шкафах труды классиков марксизма-ленинизма, уставы, наставления. Много книг по авиационной технике, тактике, аэродинамике. На стенах картина —

среднерусский задумчивый пейзаж. На других стенах красочные планшеты со схемами воздушных

операций времен Великой Отечественной войны. Все как нельзя [169] лучше подчеркивает деловитость и

аккуратность хозяина кабинета, который, видно, уже приложил свои руки к его оборудованию.

— Кабинет, товарищ командующий, по-моему хороший, — сказал я тогда, опомнившись от

неожиданного вопроса.

Морщинки у глаз Одинцова хитровато сбежались.

— А стихи Владимира Маяковского вы знаете, Алексей Михайлович?

Генерал встал, вышел из-за стола и, прохаживаясь по кабинету, начал декламировать:

Грудой дел,

суматохой явлений день отошел,

постепенно стемнев.

Двое в комнате:

я и Ленин —

фотографией

на белой стене.

Остановился рядом и, пристально глядя в упор, спросил:

— Знаете этот стих, товарищ Шароваров?

— Так точно, товарищ генерал, — отвечаю. — Не только знаю, но и нравится мне очень это

стихотворение.

— Вот и отлично, — говорит. — Продолжайте его читать. И я продолжил:

Товарищ Ленин,

я вам докладываю

не по службе,

а по душе,

Товарищ Ленин,

работа адовая

будет

сделана

и делается уже... [170]

— Вот-вот. Все правильно. А как же мне прикажете быть с докладом «не по службе, а по душе»?

И только теперь я понял, зачем он завел этот разговор. Портреты Владимира Ильича Ленина в хорошем

исполнении художников в политотделе были. Свою оплошность мы исправили немедленно. Но этот урок

запомнился мне. Потому что это был не просто «правильный» жест нового командующего перед

работником политоргана. Этим, я бы сказал, Михаил Петрович выразил свое глубочайшее понимание

роли советского единоначалия на партийной, ленинской основе, свое отношение к партийно-

политической работе...

Да, в душе он и сегодня комиссар. И не только потому, что окончил Военно-политическую академию. По

манере общения с людьми, по умению быть там, где трудно, по характеру интересов. Размышляя о

глубоком смысле понятия «боевая и политическая подготовка», Михаил Петрович нередко повторяет: «С

шинелью ведь не выдают смелость, исполнительность, находчивость, трудолюбие, чувство

товарищества. А без этих качеств нет воина, бойца. Солдата надо еще выковать. Тут и встречается рука

командира и политработника, партийного и комсомольского активиста, так рождается их единство, монолит».

Тепло отзывается о Михаиле Петровиче полковник в отставке Павел Трофимович Вакулин. Сам он всю

войну прошел в авиации, воевал достойно, а после войны учился с Михаилом Петровичем в Военно-

политической академии, знал его командиром части, на других ответственных должностях, был

секретарем парткома управления крупного штаба, где на учете стоял коммунист генерал Одинцов.

— Смею утверждать, — говорит Павел Трофимович, — что Одинцов настоящий руководитель прежде

всего потому, что он умеет держать не только власть, [171] но и себя. Он — добр, но не добренький. Не из

тех, которые не могут заставить людей выполнять свои обязанности. Он обладает теми качествами, которые сформулировал еще Александр Васильевич Суворов, считая, что командир должен быть смел —