М. П. Одинцов

чувств. А что если именно на политработе ждет его истинное призвание? Помогли преподаватели и

друзья-слушатели, проведшие в небе хотя бы час с Одинцовым. Откровенно, просто они говорили с

глубоким убеждением; основательно повезет тем авиаторам, [123] кого будет учить ратному мастерству

Михаил Петрович. Он-то уж сумеет привить почитание к небу на всю жизнь, за право уважать которое он

сам столько боролся.

С тем и пришел он на прием в Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского

Флота после окончания ВПА к генерал-лейтенанту Константину Васильевичу Крайнюкову. Он знал его

по фронту как члена Военного совета воздушной армии, члена КПСС с 1920 года. Константин

Васильевич выслушал его внимательно и сказал:

— Коль хочешь и можешь летать и командовать — в добрый путь и час, подполковник Одинцов! А на

политработу решишь перейти — всегда возьмем...

И появились в автобиографии Одинцова строки: «В начале 1948 года перенес тяжелую болезнь нефрит и

был отстранен от летной работы. В связи с этим в сентябре 1948 года перевелся в Военно-политическую

академию имени В. И. Ленина, которую окончил в 1952 году с отличием.

В связи с улучшением здоровья по личному желанию был переведен на командную работу и назначен

командиром бомбардировочной части...»

Это была награда за самоотверженный, длившийся многие месяцы великий труд. Он вез в часть

ценности, которые еще недавно считал утраченными, — способность летать. Учеба в академии —

замечательная, неповторимая пора в его военной судьбе — высветила в нем новые грани характера, воинского таланта. В ряду многих фронтовых командиров врос корнями он в военное дело, постиг его

необъятную глубину.

Ехал он с молодой женой. Счастливому случаю было угодно подарить ему великую радость семейного

счастья. [124]

Великую радость на всю жизнь.

А начиналось все довольно забавно. Вначале Михаил Петрович познакомился с ее старшей сестрой, Раисой. Пошли как-то с товарищем в военторговскую пошивочную мастерскую делать заказ на пошив

обмундирования и встретили ее там. Девушка симпатичная. Разговорились. Познакомились. Узнали, что

Рая без пяти минут врач. И начали вокруг, как говорят пилоты, крутые виражи закладывать. Номер

домашнего телефона выпросили. До дому проводили.

Через неделю Михаил позвонил на квартиру. Отвечает другая девушка.

— Позовите, пожалуйста, к телефону Раису.

— А ее нет. Она замуж вышла.

Вот тебе и раз. Оказывается, она и в пошивочную мастерскую ходила для последней примерки

свадебного платья...

— А вы кто?

— Я ее младшая сестра.

— Школьница небось, в белом передничке еще бегаешь?

— Не в передничке, но бегаю. Вам-то какая печаль?

— У меня билеты в Большой театр пропадают. Может, пойдете, если на вечерние представления

родители уже пускают?

— Ну что же? Ваше предложение меня в принципе устраивает. С родителями постараюсь договориться.

Вот только один вопросик к вам: как я вас узнаю?

— Ничего нет проще: три молодых интересных летчика будут ждать вас у театрального фонтана.

Договорились?

— Решено...

Времени оставалось в обрез, а тут еще желание [125] удивить чем-то ухажеров из-за озорства появилось.

Вздумала дорогую шубу матери надеть, не своего — сорок четвертого, а пятьдесят четвертого размера.

Кое-как завернулась, каким-то кушаком подпоясалась — и на остановку такси.

Трех военных летчиков у фонтана быстро отыскала. Те, увидев легкое и сияющее миловидное существо, окутанное богатой длиннополой шубой, от души расхохотались. В этом одеянии она казалась девчонкой, играющей во взрослую.

— Ну вот и дождались, — сказал, продолжая смеяться, один из них, высокий майор в ладно сидящей

форме, особенно пристально осмотревший Галину. — Давайте быстрее в гардероб. Опаздываем. Эту

воздушную пигалицу, наверное, долго вытряхивать из ее одеяния придется.

Забежали в зал, когда уже увертюра оперы «Кармен» начала звучать. Почти весь первый акт Галина

проплакала потихоньку. Ребята ведь какие хорошие, а она... такой махонькой уродилась. На полторы

головы ниже стройного майора. Шли веселые сцены, а она тайком слизывала катившиеся из глаз к

уголкам рта слезинки.

Михаил сидел рядом и все это видел, но пока молчал. Странное состояние овладело им. Смотрел

представление, а видел рядом сидящую маленькую героиню. Перед глазами одна и та же картина.

Девушка, прибежавшая на первое в жизни свидание. Из-под сдвинутой набок меховой шапки черные, густые, вьющиеся волосы. На белоснежном с алым румянцем лице сияние вопрошающего взгляда

веселых, словно удивленных больших карих глаз. На припухших, немного побелевших от холода губах

озорная, но какая-то незащищенная улыбка. Юность, вступающая во взрослость... Как блестят ее глаза!

От недавних переживаний? Или они всегда такие? [126]

В антракте разговорились. Впрочем, больше говорил он. Она тогда, после такого знакомства, не была

сначала особенно разговорчива. Постепенно, однако, оживилась и, взмахивая длинными ресницами, рассказала, что скоро будет юристом. Теперь в ней стало мелькать что-то бесшабашное, мальчишеское и

вместе с тем надежное. И Одинцову с ней стало как-то спокойно, радостно и легко. Особенно когда