M/F

Сперва я не мог заснуть. Я лежал на боку и тупо таращился на тумбочку у кровати, которую заметил только сейчас. Интересно, а что там внутри? Ночной горшок, Библия? Я открыл тумбочку и увидел там книгу, слишком маленькую для Библии. Обложка приподнималась углом, как крыша, — внутри лежала какая-то толстая закладка. Это был тяжелый блестящий свисток профессионального футбольного судьи, а сама книга оказалась сборником правил футбола. Игрок находится в положении вне игры, если он оказывается ближе к линии ворот соперника, чем мяч, и при этом участвует в игровом моменте после предыдущего удара по мячу, кроме случаев, когда между игроком и линией ворот находятся минимум два соперника, даже если один из них вратарь… Штука покрепче любого снотворного. Стало быть, в этом же номере останавливался рассеянный футбольный судья. Рассеянный или, в конце концов, преисполнившийся отвращения к тому, во что превратилась игра — в повод проламывать головы или швыряться бутылками, не считаясь с авторитетом судьи. Надо будет отдать книгу и свисток хозяйке. Хотя нет. Свисток симпатичный, оставлю себе. Его приятно держать в руках, как это бывает с любым закругленным, компактным и твердым предметом, сделанным из металла. Я приложил ко лбу маленький цилиндр: он холодил и немного рассеивал боль. Свисток висел на крепком шнуре. Я надел его на шею как талисман. Он как будто навеял на меня сон.

Мне снилась сестра, ставшая очень юной и крошечной. Скорее как дочка. Я нес ее под мышкой, словно котенка, по улицам Нью-Йорка, но когда делал покупки — какие-то смутные, неопределенные вещи, представлявшиеся в виде громоздких свертков, — она начала мне мешать: для нее не было места ни под одной, ни под другой рукой. Я бросил ее в Ист-Ривер, и она превратилась в рыбу. Дурацкий, бессмысленный сон.

Я проснулся без боли и как раз успел застать быстрый закат. Когда я вставал, мне в грудь ударилось что-то маленькое и тяжелое. Я сперва испугался, а потом вспомнил, что это такое. Очень хотелось есть. Рубашка высохла. Спустившись вниз, я обнаружил, что в фойе-баре теперь пусто. Там была только хозяйка. Она курила «Джи Сэм Со», и аромат гвоздики смешивался с корицей и камфарным лавром. Оторвавшись от своего занятия (она что-то там переписывала из маленькой книжки в большую), хозяйка спросила:

— Вы к нам надолго?

— Пока не знаю, — ответил я, — но я планирую уехать… э… на следующий день после послезавтра.

Она, похоже, не уловила глупой отсылки. И сказала что-то похожее на «дурак».

Я малость опешил:

— Почему же дурак?

— Я сказала «тулат». На следующий день после послезавтра умелый работник понесет на плече ношу на длинной палке, которую будет поддерживать палкой, несомой на другом плече.

— Прошу прощения?

— На этом примере, — сказала она, теперь улыбаясь, — нам в школе наглядно показывали, как много слов нужно в английском, чтобы сказать самую простую фразу. На моем языке, индонезийском, хватило бы всего трех.

— Да ну?

— Тулат тукань туил. «Тулат»: на следующий день после послезавтра. «Туил»: на длинной палке, которую будет поддерживать, и т. д. Слова несложные, вы их запомните без труда.

— Но я вовсе не собираюсь их запоминать. Да и зачем бы мне…

— А при чем здесь, собираетесь вы или нет?

Я не нашелся что на это ответить. Она собрала свои книги, а потом вдруг сказала, словно только сейчас подумав о том, что надо бы как-то смягчить слова, которые с позиции моей неокрепшей и хрупкой юности могли быть восприняты как грубый выговор:

— Доктор Гонзи приглашает вас на обед. Сказал, чтобы вы приходили в любое время, начиная с шести тридцати. Он будет ждать вас в «Пепегелью».

— Кто такой доктор Гонзи, откуда он знает, что я здесь, почему он меня приглашает, где…

— Столько вопросов! «Пепегелью» совсем рядом, в конце нашей улицы. Доктор Гонзи сказал, что сегодня вы с ним уже виделись. Он заходил сюда выпить. Похоже, вы произвели на него впечатление. Он обидится, если вы не придете. Было бы очень нехорошо обижать доктора Гонзи.

Она кивнула и ушла в маленький кабинет за стойкой. Открыла дверь — изнутри вырвался едкий дым, как микстура от астмы, послышались голоса, звон тихого застолья. Хозяйка вошла в кабинет и закрыла дверь.