Итак, город Срывной — есть тот самый город Слободской, в котором Салтыкову в свое время пришлось бывать, производя следствие по раскольничьим делам; кстати упомянуть, что почти с таким же правом, Срывной может дешифрироваться и как Сарапуль, к которому в равной мере подходят указания текста. Но все это — мало существенные мелочи; главным здесь является лишь утверждение, что речь идет о Вятской губернии и личных впечатлениях Салтыкова. Интересное подтверждение первому обстоятельству дает изучение черновиков рукописи, первые строки которой относят действие рассказа к „городу С***“), над которым потом вписано: „Срывной, Крутогорской губернии“. Таким образом черновая рукопись явно открывает, что речь идет о Крутогорске — т. е. Вятке.
Впрочем изучение рукописи этого произведения Салтыкова приводит и к другим, еще более интересным выводам. Скажу сперва об одном из них. Беловая рукопись „Тихого пристанища“ начинается сразу со второй главы фразой: „В такомто городе появился в 1857 году молодой человек, по фамилии Веригин“. В рукописи сперва стоял 1858 год, а потом вместо 8 поставлено 7. Это показывает, что рукопись относится не ранее, чем к 1858 году. В цитировавшейся выше фразе — „Известно, что у нас лет пять тому назад“, речь шла, как мы знаем, о биржевой горячке в 1857 году, что относит время написания этой фразы к 1862 году; но в рукописи вместо нее сперва стояло — „года три или четыре тому назад“, а это показывает, что Салтыков года через два после написания последних слов, переправил их, приводя рукопись в окончательный вид.
Но и это все — сравнительно мелочи, лишь подтверждающие те выводы, к которым мы пришли выше, устанавливая хронологию „Тихого пристанища“. Зато громадный интерес представляет изучение черновиков повести „Мастерица“, являющейся первой редакцией „Тихого пристанища“. Как первая редакция, она начата была в конце 1857 или в начале 1858 года, и в ней мы находим глубоко интересное для нас резкое и определенное отношение Салтыкова к вопросу о расколе. В начале первой главки этой первой редакции находится замечательное место о расколе, уже не включенное Салтыковым в „Тихое пристанище“. Из этого места видно, что Салтыков отрицательно относится к расколу не по причинам религиозным, не по соображениям политическим, а только по „гражданским“ побуждениям. Раскольники, по мнению Салтыкова, представляют собою аристократическую касту, отлучающую от себя всякого, не принадлежащего к ней. Фанатичность раскольников, их пристрастие к „букве“ и отвращение их ко всем инаковерующим Салтыков считает заслуживающими „полнейшего омерзения“. Этим он отвечает на сомнения читателей, для которых „обнаружение так называемых тайн расколов может показаться неприличным и несвоевременным“. Из этой фразы можно заключить, что повесть „Мастерица“ и должна была заключать в себе такое „обнаружение“.
Такое же отношение к расколу продолжается в чистовом, тоже автографическом списке рукописи этой повести; при описании летнего, пришлого населения города Срывного говорится про „изуверов раскола, под видом смиренно и страннического подвига всюду рассевающих коснение, невежество и какоето бессердечное хладнокровное ожесточение“. Интересно отметить, что фраза эта потом была зачеркнута Салтыковым.
Вообще же повесть „Мастерица“ должна была, повидимому, явиться памфлетом против раскола, совершенно расходясь в этом отношении с позднейшей своей редакцией, повестью „Тихое пристанище“. По бумаге и почерку видно, что „Мастерица“ писалась почти одновременно с последними рассказами из „Губернских очерков“; резкое отношение к расколу характерно для Салтыкова, еще не ставшего на ту новую точку зрения, с которой он относится к этому явлению в „Тихом пристанище“.
Когда Салтыков подверг окончательной обработке эту свою повесть (а я считаю достаточно установленным, что центр такой обработки падает на 1862 год), то для него весь этот быт провинции, раскола и следственных дел был уже, поистине, „делами давно минувших дней“, на которые можно было бросить беспристрастный взгляд. Из памфлета против раскола, повести „Мастерица“, появилась апология раскола и памфлет против административных мер борьбы с ним — повесть „Тихое пристанище“. Оба эти варианта одной повести чрезвычайно интересны, говоря нам о переломе во взглядах Салтыкова на этот вопрос. Перелом этот можно приблизительно отнести к 1858 году, когда в „СвЯ-точном рассказе“ он выразился уже с достаточной определенностью.