М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Небольшое отступление: дадим здесь портрет Салтыкова той эпохи, каким он запечатлелся от одной случайной встречи в памяти одного из революционеров той эпохи (впоследствии видного генерала) В. Обручева, попавшего на каторгу за распространение прокламации «Великоросса» и незадолго до того встретившего Салтыкова в конце 1861 или в начале 1862 года у Чернышевского. Полувеком позднее вот как обрисовывал В. Обручев этот навсегда запомнившийся ему облик Салтыкова: «молодой человек в аккуратном вицмундире министерства внутренних дел…. рубашка со стоячим воротом, узенький галстук, всё такое, как редко приходилось видеть в наших сферах. Волосы темные, довольно длинные, лицо моложавое, бритое, немного мальчишеское, скорее незначительное, кроме большого открытого лба и упорного взгляда»… Обручев вспоминает, с каким радостным оживлением Чернышевский назвал ему имя Салтыкова, — и уже это одно может служить некоторым введением к вопросу о том, насколько серьезно можно говорить о либерализме Салтыкова той эпохи. Близость его с Чернышевским была не случайна — особенно если иметь в виду то обстоятельство, что в сотрудники предполагавшегося журнала Салтыков в первую очередь привлек именно Чернышевского [173].

Итак — перехожу к рассказу об этой попытке Салтыкова создать свой собственный литературнообщественный большой журнал. Первый и еще туманный намек об этом замысле мы находим в письме Салтыкова к Анненкову из Твери от 3 декабря 1861 года. «Не поедете ли вы какнибудь в Москву? — говорил Салтыков в этом письме. — Вы меня истинно облагодетельствовали бы, если бы заехали в Тверь. Есть одно обстоятельство, которое мне хотелось бы передать вам, обстоятельство очень важное, но которое не желаю передать бумаге». Можно предполагать с достаточной долею вероятности, что «обстоятельством» этим было намерение Салтыкова выйти в отставку и всецело предаться журнальной деятельности: замысел о журнале, реализовавшийся весною 1862 года, очевидно задолго до этого должен был созреть в мыслях Салтыкова и его тверских друзей и служить предметом многочисленных обсуждений и соображений. В это время Салтыков очень повышенно относился к журнальной деятельности и считал, что русская журналистика выходит теперь на широкую дорогу. Еще за два года до этого он писал Дружинину 13 февраля 1860 г. из Рязани: «Журналы русские ждет самая блестящая будущность, ибо число читающих постоянно увеличивается. Но надобно больше современности, больше полемики, и это очень понятно, потому что публика живет не отдаленными, а ежедневными, насущными интересами». [174] Уже отсюда можно заключить, в каком приблизительно направлении собирался Салтыков вести свой журнал, к мысли о котором он подошел года через полтора после этого своего письма к Дружинину.

В одном из невиданных до сих пор писем А. Н. Плещеева к Достоевскому из Москвы от 19 марта 1862 года встречается упоминание о первых шагах для разрешения задуманного Салтыковым журнала. «Здесь тоже затевается орган, — писал Плещеев, — журнал двумя книжками в месяц. Может с сентября, может с января. На СвЯ-той пойдут хлопотать о разрешении. Кружок сгруппировался очень хороших людей — и совершенно враждебных московскому доктринерству… Редактором будет Салтыков (Щедрин). Но до времени — прошу тебя держать это в тайне» [175]. Кружок очень хороших людей — это, кроме Салтыкова и Плещеева, уже известная нам группа «тверских либералов», Унковского, Головачева и Европеуса. Предположение, что всем этим лицам, из числа которых было три петрашевца (Европеус, Плещеев и Салтыков), разрешат издавать литературнополитический журнал — было, конечно, очень наивным, особенно если иметь в виду те уже известные нам кары, каким еще так недавно подверглись Унковский и Европеус. Но если даже оставить в стороне эти кары, то совершенно ясным предзнаменованием судьбы ходатайства о разрешении журнала могло служить хотя бы то обстоятельство, что еще в начале 1860 года последовал отказ на ходатайства Унковского, Головачева и Европеуса об учреждении тверского общества сельского хозяйства и садоводства. Отказ в утверждении устава этого общества министр внутренних дел Ланской мотивировал тогда «неблагонадежностью» учредителей его; последние подали в Сенат жалобу на Ланского за оскорбление. Министр в своем объяснении Сенату заявил, что в этом своем отзыве имел в виду не всех учредителей, а только Унковского, Европеуса и Головачева — т. е. еще более усугубил «оскорбление», если таковое было [176]. Наивно было думать поэтому, что, запретив этим лицам в 1860 году учредить общество сельского хозяйства и садоводства, министерство разрешит им же в 1862 году издавать литературный и политический журнал. Просьба о разрешении журнала была таким образом заранее обречена на неудачу.