М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

«Стрижи» послужили поводом к началу долгой и крайне грубой полемики между «Современником» и журналом Достоевского. Надо отдать справедливость Салтыкову, что он не принимал в этой полемике ни малейшего участия, в то время как взбешенный «Стрижами» Ф. Достоевский в ближайшей же книжке «Эпохи» разразился не только грубой, но и пасквильной статьей под заглавием «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах». Салтыков имел полное основание полугодом позднее ответить ему в статье, которая не была тогда напечатана и о которой речь будет ниже, следующими спокойными словами: «Я отнесся к вам в художественной форме, я заставил вас говорить самих за себя — и публика поняла в совершенстве, что в известных случаях эта манера есть единственно возможная. И заметьте, я ни одним словом не оскорбил ни всех вас в совокупности, ни коголибо из вас в частности… Однако вы оскорбились… Вы выпустили на мой личный счет целую эпопею, под названием „Щедродаров, или Раскол в нигилистах“… Говорю, положа руку на сердце, упражнение это ни мало не оскорбило меня. Прочитавши его, я ощутил только чувство глубочайшего омерзения к перу, излившему зараз такую массу непристойной лжи, и в то же время мне показалось, что я наступил на что-то очень ехидное и гадкое. Столько лжи, клевет и самых недостойных сплетен, пущенных в упор, в виде ответа на оценку, быть может, и резкую, но всетаки чистолитературного свойства, — воля ваша, а это уж слишком игриво!». К словам этим Салтыков сделал знаменательное примечание: «Прошу многоуважаемого Ф. М. Достоевского (так как он впоследствии сознался, что статья эта написана им) извинить резкость моих выражений; я полагаю, он сам поймет, что статья его не заслуживает и не может заслуживать иного отзыва» [212]. Салтыков был вполне прав в таком своем заявлении, и в этом теперь может убедиться каждый, так как статья Достоевского «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах» перепечатана в 23томном собрании сочинений Достоевского (изд. «Просвещение»). Не буду поэтому излагать ее подробно, но лишь укажу на главное ее содержание.

Статья Салтыкова была анонимна, но Достоевский сразу же узнал, что она «принадлежит г. Щедрину, хотя и нет подписи»; он заявил, что «мы узнаём в этой статье „Молодое перо“, — так уж мы привыкли к его игре»… Он начинает статью с целого ряда слухов о розни между Салтыковым и его товарищами по редакции «Современника» о том, что редакция стесняет его литературную деятельность, что будто бы в нем, наконец, «пробудилось чувство литературного достоинства», что он не хочет стеснять и продавать редакции свое право иметь и выражать свои убеждения, что он оставляет редакцию, что он будто бы рассорился с «Современником», что он соединяется с какимто «посторонним сатириком» и едет в Москву издавать там свой собственный сатирический орган, что остановка только за тем, где достать направленье? А как только достанут они направление, то тотчас же и уедут из Петербурга в Москву… Во всех этих сплетнях коечто могло и соответствовать действительности: мы знаем, например, из позднейшего письма Салтыкова к Некрасову о жалобах его на «духовную консисторию» редакции «Современника». Но дело не в этих слухах, которые Достоевский приводит лишь между прочим, в виде предисловия, а в том беллетристическом произведении, которое следует за этим предисловием.

Подражая приему Салтыкова, Достоевский сообщает, что редакцией «Эпохи» получено «произведение одного начинающего писателя, очевидно имеющее иносказательный смысл». Произведение это — роман «Щедродаров», несколько глав из которого и являются основным содержанием всей статьи Достоевского. В них описывается, как Щедродарова (конечно — Щедрин) пригласили быть соредактором журнала «Современный», в виду того что в журнале этом произошли беспорядки: «Старые, капитальные сотрудники исчезли: Правдолюбов скончался; остальные не оказались в наличности». Правдолюбов — это, конечно, Добролюбов; не оказался же в наличности — Чернышевский, уже сосланный тогда на каторгу. За этот злорадный намек Достоевскому особенно досталось в последовавшей полемике. Щедродарова приглашают в журнал, как шавку, ценя его «шавечные свойства»: «Мы только цыкнем: „усьусь!“, и приобретенная нами шавка должна бросать все, срываться с места, лететь, впиваться в кого ей укажут и теребить до тех пор, пока ей не крикнут: iГi! Разумеется, чем меньше будет у нашей шавки идей — тем лучше. Зато у ней должна быть игра, перо, злость, беспримерное тщеславие»… Всем этим условиям вполне удовлетворяет «известный наш юморист и сатирик Щедродаров», которого поэтому и приглашают в редакцию журнала «Современный». Щедродаров глуп, и едва ли не прирожденный идиот, но это, впрочем, и к лучшему: «Если б Щедродаров был поумнее, что ж бы мы с ним тогда стали делать? Он стал бы рассуждать и не слушаться. А главное, в конце концов, у него, сколько я вижу по его сочинениям, гражданского чувства ни капли. Ему, кроме себя, все равно, а следовательно только польстить его тщеславие, и он на все будет согласен»…