Венеция – родина знаменитого авантюриста и ловеласа Джакомо Казановы, чьё имя стало нарицательным. Венецианец Андреа Гритти, его предшественник, менее знаменит, но в своих похождениях ничем не уступал своему прославленному земляку. И если в Турции у него было несколько официальных жен, то на своей пуританской родине рассерженные горожане подвергли его гонениям, используя для этого самые немыслимые предлоги. Так же, как Казанову, его заключили в тюрьму по обвинению в шпионаже. Только Казанова спасся побегом, а Гритти освободили благодаря ходатайству знатных турчанок. Впоследствии он стал дожем, руководил самыми запутанными дипломатическими интригами, и с великолепием монарха председательствовал на самых роскошных торжествах Венеции. Обладая огромным личным обаянием, Андреа Гритти и в восемьдесят лет находил себе очаровательных женщин, включая монахинь, некоторые из них стали матерями его детей. В настоящее время готический дворец Гритти превращен в фешенебельную гостиницу, которая так и называется – «Гритти Палас».
Первые поселения в лагуне появились примерно в 400–450 гг, а сейчас, спустя 1500 лет, любой приезжий может арендовать под свои нужды церковь, музей, поселиться в палаццо или в монастыре, бывшие хозяева которых руководили республикой, контролировали многочисленные колонии по всему Средиземноморью, рубили в кровавую окрошку греков, египтян, и турок, или просто рубили головы на площади Сан Марко. И нынешняя Венеция – только призрак былой жизни, и вечный праздник на Пьяцце – только пир чужих людей на покинутом хозяевами месте. Город продолжает жить не в разноцветных плитах террас и в мраморе оград и памятников, а в улыбке успокоенных вод, пустоте заброшенных домов, в синеве прозрачного неба. Город – в черном платке на плечах венецианки. И эта женщина, внимающая таинству душ, покинувших мир, и созерцающих мир в его прощальном очаровании – это и есть олицетворенная Венеция.
Покупок сделали немного. Имоджин купила набор кукол в карнавальных костюмах и муранского стекла яркий разноцветный светильник. Андрей приобрёл несколько масок и картину с изображением веселящейся группы – девушка в белом парике и длинном белом платье, с завязанными глазами, выставив вперед руки, пытается кого-нибудь поймать; а вокруг неё беснуются люди в масках, плащах, куртках, камзолах и диковинных платьях. Контуры двух сплетающихся фигур – изображение, наложенное поверх основного, идущее вторым планом – это события, неизбежно следующие после того, как выбор сделан. Картина называлась «Мы выбираем, нас выбирают».
В последний день они отправились на прогулку по тому же маршруту, с которого началось их знакомство с городом. Дойдя до площади Сан-Марко, повернули в сторону Славянской набережной. Большой Канал, извиваясь в каменных берегах, пропадал в том необъятном нагромождении крыш, колоколен и куполов, имя которому – Венеция. Свет, падавший на золотого ангела Кампанилы, преломлялся снопом лучей. Был ясный синий день, кое-где застыли белые облака.
Если в других городах небо так далеко, оно где-то в самой вышине, в самой глубине, то в Венеции оно везде. Оно ласкает воду и землю, окутывает свинцовые купола и мраморные фасады, бросает в радужное пространство свои жемчуга и хрустали.
Возле гостиницы «Даниэли» они остановились, чтобы послушать флейтиста. Настраиваясь, музыкант сыграл несколько странных музыкальных фраз. Затем вдруг зазвучали красивые мелодии, в которых трели сверкали, как жемчуга и бриллианты на бархате. Под искусными пальцами флейта пела, не срываясь на слишком низкие ноты, тембр был её неизменно ровен и чист; казалось, слушатели внимали сразу и соловью, и музам, и человеку. Музыкант выражал, излагал, развивал свои мысли в музыкальной речи, грациозной и смелой. Он пел любовь, страх, бесцельные распри, торжествующий смех, спокойное сияние разума, острые стрелы мысли. Он пел Радость и Страдание, этих близнецов, склонивших свои головы над землей, и Желание, которое созидает миры.
Постояльцы, выходя из гостиницы, бросали ему монетки. Андрей последовал их примеру, и они вместе с Имоджин продолжили прогулку.
– Ответь мне, sweetheart, ты когда-нибудь был счастлив?
– Счастлив лишь тот, у кого бьется сердце за родину! – ответил он невозмутимо.
После недолгой паузы она, глядя в сторону, произнесла:
– Мои родители рассказывали: тогдашнее правительство долгое время внушало венгерскому народу, что люди станут счастливыми, когда их сердца будут биться за вашу родину.
Гуляя, идя, куда глаза глядят, они оказались в Кастелло. В этом сестьере, или районе, не так много достопримечательностей, зато здесь расположены Общественные сады; это дыхание природы в городе, где камни иногда могут и тяготить.
Продуваемые ветрами лагуны, они шли вдоль парка по набережной Vittorio Veneto. На западной оконечности острова, возле пристани Sant Elena, остановились, это была последняя пристань, откуда они могли уехать на вапоретто.
– Спасибо, darling, ты подарил мне незабываемые дни, полные удивительных открытий!