Лжеправители

Пациентка вела себя очень сдержанно, говорила с явным восточным акцентом. Она наотрез отказывалась назвать свое имя, возраст и профессию; во время бесед всегда была очень напряжена. Заявлять что-либо официально больная не желала, лишь признавала, что пыталась покончить с собой, отказываясь назвать причину произошедшего.

В клинике в Дальдорфе неизвестная провела полтора года. Она могла часами сидеть молча или лежать на кровати, уткнувшись лицом в покрывало, не отвечая ни на какие вопросы. Первые слова, которые она произнесла, были бессвязной немецкой фразой: «Ничего, несмотря ни на что». Это было ответом на вопрос врачей: надо ли сообщить о ее местонахождении родственникам? Иногда пациентка, неожиданно оживляясь, заводила разговоры с медсестрами и больными. Она много читала, в основном газеты на немецком языке, и производила впечатление хорошо образованной женщины.

Поскольку ее имя узнать так и не удалось, в документах она стала значиться как «фройляйн Унбекант» (от немецкого слова «неизвестная»). По утверждению одной из сиделок, больная понимала вопросы, обращенные к ней по-русски, но отвечать не могла, что впоследствии дало возможность предположить, что ее родным языком был какой-то другой славянский, скорее всего польский язык. Правда, сведения о том, говорила ли новая пациентка по-русски и понимала ли этот язык, сильно расходятся. Некоторые свидетели тех событий показывали, что слышали, как неизвестная говорила по-русски четко и правильно.

Однажды в палату, где находилась странная пациентка, кто-то принес журнал с фотографией членов царской семьи. «Фройляйн Унбекант» это очень взволновало. А когда сиделка указала на одну из дочерей царя и заметила, что та могла спастись, неизвестная поправила ее: «Нет, не та. Другая».

К тому же существуют свидетельства о том, что неизвестная так говорила о германском императоре и наследнике престола, будто была с ними лично знакома. Кроме того, вскоре стало очевидным, что больная склонна к откровенному фантазированию. Стоит отметить также полное нежелание девушки фотографироваться. По свидетельствам очевидцев, ее чуть ли не силой приходилось усаживать перед камерой.

Одна из свидетельниц рассказывала, что спустя несколько дней после того, как больная взяла в руки иллюстрированный журнал, она в приступе откровенности рассказывала о том, что во время Екатеринбургского расстрела «главарь убийц», размахивая револьвером, подошел к Николаю и выстрелил в упор. И о том, что горничная «бегала с подушкой в руках, пронзительно крича».

Возможно, толчком к созданию образа самозванки послужила соседка Андерсон по палате, прачка Мария Пойтерт, страдавшая, как принято считать, манией преследования. Ей постоянно казалось, что за ней кто-то подсматривает и ее обворовывает. Также госпожа Пойтерт рассказывала о себе, что, будучи портнихой, поставляла платья фрейлинам российского императорского двора. Было ли это фантазией – выяснить не удалось.

22 января 1922 года Мария Пойтерт выписалась из клиники, но, оставшись глубоко убежденной, что под видом «фройляйн Унбекант» скрывается одна из дочерей российского императора, начала упорно искать тому доказательства. Исследователи не без оснований предполагают, что, не возьмись за дело энергичная госпожа Пойтерт, никакой Анастасии-Андерсон и в помине бы не было.

Менее чем через два месяца Пойтерт встречается во дворе Берлинской православной церкви с бывшим капитаном императорского кирасирского полка М. Н. Швабе и рассказывает ему о своих предположениях. Ей удается уговорить капитана посетить странную пациентку и постараться установить ее личность.

8 марта 1922 года Швабе в сопровождении своего друга инженера Айнике посетил в Дальдорфской клинике неизвестную и показал ей фотографии вдовствующей императрицы Марии Федоровны. По воспоминаниям самого капитана, больная ответила, что эта дама ей не знакома.

По словам же самой Анны Андерсон, ситуация выглядела совершенно иначе. Впервые якобы потеряв всякую осторожность, больная вскричала, что на фото изображена ее бабушка.

Для того чтобы рассеять все сомнения и избежать возможной ошибки, Швабе уговаривает госпожу Зинаиду Толстую, ее дочь, а также капитана кавалерии Андреевского и хирурга Винеке посетить вместе с ним неизвестную еще раз. По воспоминаниям Швабе, госпожа Толстая и ее дочь долго разговаривали с больной, показывали ей какие-то иконки и шептали какие-то имена. Больная не отвечала, но была взволнована до слез. Рассмотреть ее внешность посетителям так и не удалось: она упорно закрывала одеялом лицо. Швабе вспоминал, что Андреевский назвал больную «ваша светлость» и это, видимо, произвело на нее особое впечатление.

Несмотря на все старания, так и не добившись ответа от странной пациентки, посетители ушли, причем госпожа Толстая и ее дочь остались убеждены, что перед ними была великая княжна Татьяна.