— И тут... Он ударил меня! Веришь? Только между нами...
— Трудно поверить, — заключил князь Константин.
— Сам не могу поверить, — шипел, припоминая, князь Адам. — Князя Вишневецкого ударил хлоп! Уже хотел распорядиться, чтобы во дворе возводили виселицу, зарывали в землю кол. Чтобы его четвертовали. Я не мог ещё придумать достойной казни. А он, представь, стоит передо мною и не думает убегать! Не думает о спасении. Не падает на колени. Словно жизнь ему — грош. Стоит с виду спокойный, как изваяние. Только напряжённый, как статуи древнеэллинских атлетов. И говорит: «Знаешь, князь, кого ты ударил? Я — Димитрий Иванович, сын Ивана Грозного!» Расстёгивает жупан, обыкновенный жупан, какие у меня носит любой казак, и показывает золотой крест. Беру крест в руки, но чувствую: это уже ничего не значит. Будто Бог мне шепнул: это правда! Отважиться на подобное способен только царский сын! Я взял с него слово: о случившемся люди узнают только от меня. И предложил ему рассказать о себе.
Князь Константин молчал. Он размышлял. Он предполагал, как воспримет всё это пан Мнишек.
— Вину он возлагает на Бориса Годунова, — продолжал князь Адам. — Борис не боится ни огня, ни железа. Царь Фёдор Иванович ничего не мог с ним сделать. После смерти слабевшего царя Борис сам надумал стать царём, но Димитрий Иванович, мальчик, ему мешал. Многие это понимали, да не знали, что делать. Однако нашёлся человек, который подменил царевича в Угличе, и подосланные убийцы зарезали в темноте не царевича, но другого мальчика. Мать-царица от горя не поняла, кого оплакивает. А вскоре её заточили в монастырь. Спасённого же царевича увёл тот добрый человек, укрыл и воспитал. И когда он состарился и почуял близкую смерть, то передал юношу под опеку своему верному другу. И вот после смерти Фёдора Ивановича царскую корону получил злодей. А настоящий царевич мыкается по монастырям, потому что новый его покровитель тоже вскоре умер. Более того, царевичу пришлось постоянно скрываться. Коварный Борис его не пощадил бы. Но как юноша ни скрывался, да какой-то человек признал его, завидев у него на груди золотой крест, о котором я тебе говорил.
Князь Константин упорно молчал. Он глядел в окно. Во дворе, внизу, не унимался шум, вызванный приездом гостей. Однако князь никого не различал. Он видел перед собою только лицо тестя.
Князь Адам упивался собственным рассказом.
— Представить не можешь, брат, — уже кричал он, — как этот молодой человек скачет на коне! Как великолепно сидит в седле! Как рубит саблей... Разве простой смертный способен на подобное? Нет, он рождён царствовать. Он упражнялся в воинских занятиях у меня на глазах. Да ты сам всё увидишь и оценишь!
Конечно, князю Константину хотелось бы немедленно посмотреть на привезённого братом молодца, однако он медлил. Он не сомневался в искренности брата Адама. Он высоко ценил его ум и прозорливость. И всё же сейчас, в сию минуту, он не разделял его восторгов. Он спросил:
— Брат, а ты не опасаешься мести Бориса Годунова?
— Годунова? Что мне Годунов? Да то и не царь. Узурпатор! Он не имеет права на московский престол. Его в Москве ненавидят. В Москве сейчас постоянный голод, и народ разбегается оттуда. Что творится в соседней с моими землями Севере! Я всё знаю.
— Но ты не всё учёл, пан. Борис Годунов избран на царство. Московиты ему присягали. Он — законный государь. Его признали прочие государи. В том числе и наш король. Как посмотрит на твои поступки король? Что скажет сейм?
Князь Адам возмутился:
— Что мне король? Царевич отнимет корону не у него!
— Да, но король заключил с Москвою перемирие. С этой целью в Москве чуть ли не год сидел канцлер Лев Сапега. И война нам не нужна. Тем более с Москвою. Король занят мыслями о том, как взойти на столь желанный ему шведский престол, который принадлежит ему по праву, но который у него отнял его дядя.
— Всё это не должно тревожить меня. Я рад проучить московских воевод. И у меня всё получится.
После длительного молчания со стороны князя Константина последний наконец сказал:
— Полагаю, следует известить моего тестя. Его советы помогут лучше всего. Кстати, он у нас скоро будет. Приближаются именины моей жены. И приедет всем семейством.
Князь Адам с этим легко согласился. Очевидно, он и рассчитывал на такой поворот дела.
Хозяин кликнул пахолков. Сейчас он с гостем спустится к обеду. Надо предупредить пани Урсулу.
— Впрочем, с этим делом справится и пан Пех, — вспомнил он о своём секретаре, а тот уже стоял на пороге.
Что говорить, князь Константин находил утешение в одном: появление человека, назвавшего себя московским царевичем, должно напрочь отвлечь пана Ержи от вредной и опасной затеи использовать в подобной роли черкасского казака, который был прежде сотником у князя Острожского. Князю Константину хотелось надеяться, что тот, кого привёз брат Адам, окажется человеком дельным, хоть и рисковым — это уж наверняка.