Лжедмитрий. Новая заря

— Легионеры! — внезапно и как-то удивительно пронзительно крикнул кто-то.

— Император! — тут же поддержал его крик другой голос, опознав характерный черный доспех с позолотой.

Шуйский развернулся.

Увидел перекошенное от ярости лицо Дмитрия.

— Этого связать! — прорычал Дмитрий. — Остальных убить!

Командир егерей выкрикнул команду. Стрелки выскочили вперед. Вскинули штуцера. И по свистку дали залп, положивший большую часть сотни. Убили бы всех, если бы в некоторых тушках по две-три пули не застряли. Погрешности прицеливания. Обычное дело.

Еще свисток.

И в бой вступает тяжелая пехота, дающая залп из карабинов.

Двадцать секунд, и все было кончено. Противник даже сопротивления оказать не успел.

Шуйский, зажмурившийся перед залпом егерей, открыл глаза. Но только для того, чтобы заметить стремительно приближающийся приклад к своему лицу. Удар. Темнота. Тишина.

А Дмитрий, возглавляя колонну гренадеров, уже ворвался в царские палаты.

Они знали, как штурмовать здания. Они знали, как открывать закрытые двери. В том числе удачными выстрелами из дробовиков.

Задымленность помещения мешала не сильно. Да, удушливо. Уже немного все проветрилось.

И вот — императорские покои.

Дверь приоткрыта.

Дмитрий входит и замирает.

— Пройтись по палатам. Вынести всех, — спустя мгновение говорит он.

Гренадеры пытаются пройти вперед, чтобы вынести тела, но император их останавливает.

— Я сам.

Приказ ясен.

Все быстро рассосались по помещениям, оставив государя наедине с телами своих близких.

Дмитрий сделал несколько шагов и остановился возле стола. На нем маленькое тельце, накрытое платком. Его сын. Он поднимает ткань и касается совершенно окоченевшего тела. В помещении холодно. Окна все настежь.

Проглотив ком, подошедший к горлу, Дмитрий закрывает сына платком и идет дальше.

Мама. Она сидит в кресле-качалке, сделанном специально для нее, тоже прикрытая платком.

Приподнял ткань.

Встретился с пустым, стеклянным взглядом мертвого человека.

Аккуратно опустил ткань.

А где Марина?

Он прошел в следующую комнату и увидел ее, лежащую на полу в неловкой позе. Видимо, упала, потеряв сознание. Она явно держалась дольше всех. Молодой, здоровый организм против малыша и старухи.

Дмитрий замер.

Его грудную клетку сдавила жуткая боль, а на глазах проступили слезы.

Все, что он любил, умерло.

Он как подкошенный рухнул на колени рядом с телом женщины и осторожно коснулся ее руки.

Теплая.

Умерла совсем недавно?

Он перевернул ее на спину и пощупал пульс на шее.

Нитевидный. Очень слабый. На грани миража ощущений. Но он был!

Схватив Марину на руки, Дмитрий какими-то дикими скачками бросился на свежий воздух. Вид тот еще. Глаза безумные! Лицо в слезах! А на руках мертвая жена с изрядно посиневшей кожей лица. Ну как мертвая? Для всех окружающих. Ибо живые так не выглядят.

Люди, что там уже собрались, отпрянули, боясь приблизиться. Кто-то начал креститься и бубнить молитвы. Состояние императора не предвещало ничего хорошего.

Гусары уже подтащили к месту событий освобожденного им Патриарха Иова, который от «ласкового» обращения едва ноги волочил. Иезуит Муцио прискакал сам — сразу же, как услышал трубу, так и бросился к кремлю, дабы засвидетельствовать свою верность и преданность. Ну и других много было. Купцы там, к примеру.

И вот на их глазах император бережно кладет на несколько сваленных шуб труп своей жены. А потом начинается откалывать натуральное шоу.

Мощные легкие Дмитрия, выдыхая Марине в рот воздух, ее чуть ли не раздували. А потом движением руки, надавливающей ей на грудную клетку, он обеспечивал выдох. И снова — вдох — выдох. Император подумал, что главное сейчас — это провентилировать легкие, очистив их от угарного газа. Пустить туда больше нормального воздуха. Ну, он просто ничего другого не умел да и не знал, как иначе откачивать человека в такой ситуации. Не медик же. Его знания в этой области ограничивались отрывочными сведениями из сериалов в духе «Доктора Хауса».

Для окружающих все это действо было совершенно непонятно. Они не знали ничего ни про искусственное дыхание, ни про реанимацию. А про массаж сердца и подумать не могли. Даже смерть нередко толком диагностировать не могли.

Впрочем, кроме крайне необычного занятия, считай издевательства над трупом, их удивлял и даже пугал поток слов, который генерировал потерявший самоконтроль император. В промежутках между попытками «надуть шарик».

Дмитрия несло. Сознание и подсознание из-за сильнейшего нервного потрясения переплелись, породив удивительно причудливые конструкции.

Патриарх Иов смотрел на императора с искренней жалостью в глазах. Он прекрасно знал, КАК Дмитрий любил Марину. И все это… это было большой трагедией не только для него, но и для державы, потому что предсказать поведение государя теперь — крайне сложная задача. Да и крови явно будет много. Очень много.