Лжедмитрий I

День начался морозный, солнечный. На Красной площади полно народу собралось. Кто по доброй воле пришел, кого приставы палками загнали. У самого Лобного места бояре толпой.

Тут на помост взобрался голосистый дьяк, развернул лист, перед глазами на вытянутых руках держит. Затих народ, ждет, о чем скажет дьяк. А у того голос звонкий, всем слышно.

— Люд московский, князь Василий Иванович Шуйский вам сказывать будет!

И свернул пергамент. Какой-то мужик выкрикнул со смехом:

— Речь твоя короткая, мог бы ее и без свитка врать!

Другой поддержал:

— Дак он не от себя, от государя болтает!

Смех на площади. Бояре расступились, пропустили вперед Шуйского. Тот на Лобное место взобрался. Наступила тишина. Скинул высокую соболью шапку, перекрестился размашисто, сперва на собор Покровский, на его витые маковки куполов, потом на громадину Ивана Великого, заговорил торопливо:

— Клятвенно заверяю, народ московский, в лето тысяча пятьсот девяносто первое, посылаемый самим государем Федором Ивановичем в Углич, удостоверился я в смерти малолетнего царевича Димитрия. И та смерть приключилась по вине самого царевича. Болен был Димитрий падучей и, в тычку играя, ножом гврло себе пронзил. А объявившийся ныне Димитрий никакой не царевич, а беглый монах Гришка Отрепьев, вор и самозванец.

Нахлобучив шапку, Шуйский скатился с Лобного места. Зашумел народ: кто словам князя поверил, а кто посмеивался.

— Вор? То-то Годунов всколготился. На самозванца такое войско аль посылают?

Бояре Красную площадь покидали молчком. Попробуй посудачить, от Годуновых беды не оберешься…

* * *

Вел князь Мстиславский полки неторопко, переходы делал короткие, привалы долгие, куда поспешать. Стрельцы воеводой довольны, не утомляет.

На ратниках одежда теплая, тулупы и шапки овчинные, на ногах катанки.

Несколькими колоннами растянулись полки: конные дворяне впереди, следом пешие стрелецкие приказы, пищальники; за ними на санках огневой наряд с пушками и обоз с поклажей. Обочь колонн легко бегут лыжники. Они и авангард, и дозор.

Скользит колымага воеводы. За колымагой сани с челядью, едой и питьем. Мстиславскому в просторной колымаге и то тесно. Тучен и неповоротлив князь. Ко всему шуба на нем тяжелая.

В ногах у Мстиславского тлеет горшок с угольями, однако какое от него тепло? Князь ворот поднял, ноги в меховую полость укутал.

Мстиславский не торопился, двигался медленно. В душе теплилась надежда, авось воеводы Басманов и Дмитрий Шуйский без него с вором управятся.

Дозорные донесли, Отрепьев лагерь под Новгород-Северском покинул, навстречу Мстиславскому выступил.

Ночью басмановский стрелец добрался до Мстиславского. Уведомлял боярин Петр, что у самозванца воинство не ахти какое: казаков тысяч пятнадцать да три тысячи шляхтичей, а посему пусть князь не мешкает, нападает на вора, а он, Басманов, поможет, нанесет удар по нему с тыла.

Мстиславский письмо воеводы оставил без ответа.

В тот же день гонец Мстиславского поскакал в Брянск, к воеводе Дмитрию Шуйскому. Писал князь, чтобы воевода с полками шел к нему на подмогу, и уж сообща они самозванцу место укажут.

Топтались годуновские воеводы без дела, а Отрепьев не ждал полков воеводы Дмитрия Шуйского. Хоть и было его войско малочисленней, чем у Мстиславского, первым начал бой. Напал, когда разыгравшаяся метель понесла снег на годуновское войско. Кинул Лжедимитрий казаков на крылья стрелецких приказов, а сам с панами ударил по центру, где стоял с большим полком князь Мстиславский.

Пищальники и выпалить не успели, как с гиком и свистом налетели казаки. Попятились стрельцы. Подвели Мстиславскому коня, помогли взгромоздиться в седло. Подал князь команду огневому наряду, но куда палить? Перемешались ратники: где свои, где чужие? Послал Мстиславский на подмогу стрельцам конных дворян, но тут княжеский заслон прорвали шляхтичи. Ретивый шляхтич на ходу достал копьем князя Мстиславского, шуба спасла. Врубились шляхтичи, потеснили стрельцов. К Мстиславскому дворяне подоспели, не дали с коня упасть. Только и сказал князь, чтоб отводили войско к Добрыничам.

Не стал Отрепьев преследовать годуновские полки, побоялся удара Басманова в спину.

* * *

Только под Добрыничами задержали воеводы отступавшие полки. Князь Мстиславский всю неудачу у Новгород-Северска валил на свою рану, однако гнева царского ждал.

Добрыничи городишко махонький, земляной вал с бревенчатыми крепостными стенами, а от них в беспорядке разбегаются избы горожан. У воеводы хоромы рубленые и чуть получше домишек посадского люда. Князю Мстиславскому воевода отвел самую просторную и чистую горницу.

Старая воеводша, из рода боярского, но не именитого, самолично за князем ухаживала, к ране травы разные прикладывала. В неделю затянуло, поднялся князь.

Минул декабрь, январю начало. Томились стрельцы, роптали. В Москве и посадах каждого дело дожидалось: одних лавочки торговые, иных промысел мастеровой. Стрелецкого жалованья недоставало семью прокормить, да и его не всегда выдавали исправно.

Воеводы полковые стрельцам сулили: «Побьем самозванца, государь всех щедро одарит».