— Хе-хе, сие предмет непростой, патриарх на царя немалое влияние иметь может, ибо, как считается у русского народа, государь из его рук державу принимает. Недаром даже суровый и самовластный Петр подчинился патриарху Иоакиму, когда тот настоял на казни еретика Квирина Кульмана — сожгли беднягу. Но нет уже Иоакима — патриархом ныне Адриан, как нет в Москве и истинного Петра — сидит на троне Мартин Шенберг. Знаю я, что святитель слабого здоровья, ну и пусть себе тихонько помирает. После же вы свое слово царское скажете — дескать, нет на Руси достойных к патриаршей должности, вот и пускай должность патриарха будет поначалу праздной, вы же со временем утвердите вместо патриарха канцелярию, пусть назовется она Синодом, и будет тот Синод, вам подчиненный, править всю церковную жизнь страны. В Стокгольме умные люди говорили, что такая мера должна произвести ещё большее падение русских нравов, кои и сейчас грубы. Что до нравов, то надобно вам будет вживлять в русский обиход как можно больше примеров иноземного уклада: раньше пили мед и водку домашнего курения, теперь пускай вельможи тратят свои богатства на привозные напитки и лакомства, пусть щеголяют друг перед другом мебелью, каретами, картинами, арапчатами, платьями, драгоценными камнями, пусть их жены, выпущенные по вашему приказу из теремов, станут завидовать нарядам, требовать все больше платьев, украшений, что непременно поведет к расстройству состояний. Разве об оном помышлял царь Петр, собираясь учиться у Европы? О, Шенберг! Вы своим сходством с царем Петром способны поставить Русь, сию медвежью берлогу, цивилизованным народам страшную, на колени! Начните действовать, а я буду неподалеку, чтобы подсказывать вам, что нужно делать…
Соотечественники поднялись и направились к царской охоте, кипевшей весельем. Лже-Петр слышал звон гуслей и домр, гудение сопелок, дудок, скрип гудков, били литавры, барабаны, а привезенные боярами скоморохи вопили яростно и пьяно, топали ногами, ходили колесом, ловко кувыркались через голову. Их пению и пляске пытались подражать бояре, окольничие, но Лже-Петр видел, что они уже сильно пьяны — их ноги выделывали кренделя, подламывались, вельможи, цепляясь друг за друга, валились на землю, увлекая за собой товарищей. Холопы бояр, пившие понемногу, помнившие о своих обязанностях, поднимали своих господ, вели их, мычавших, пытавшихся драться, кричавших, к шатрам, чтоб проспались или отпились рассолом перед обратной дорогой.
Замечая, как смотрит на разгулявшихся бояр Лже-Петр, Книпер-Крон зашептал ему на ухо, почему-то переходя на шведский:
— Не забывайте, что вы тоже «русский». К чему эта полупрезрительная улыбка? Вы должны поощрять веселые попойки. Пусть вас не волнует мнение Европы, ибо в королевских замках и дворцах, в домах богатых владетельных особ тоже умеют веселиться до положения риз. Так что постарайтесь сделать так, чтобы пьяный разгул покрепче угнездился там, где в часы отдохновения пребывает русский царь.
Лже-Петр, внимательно выслушав совет, подошел к пиршественному столу и, не дожидаясь, пока стольник, обряженный в атласный белый терлик, нальет в его бокал романеи, сам наполнил его доверху и единым махом осушил высокий венецианского стекла кубок.
Семеновцы и преображенцы, специально отобранные солдаты Лефортовского и Бутырского полков вламывались в дома стрельцов обычно утром, молча вязали руки сонным людям нарочно прихваченными с собой веревками. Не обращая внимания на вопли стрельчих и плач стрельчат, цеплявшихся на холщовые порты отцов, выводили бородатых, нечесаных мужиков на улицу и прикладами фузей гнали в Преображенское. Иные стрельцы, догадываясь, зачем пришли за ними, хватались за сабли, бердыши, успевая порой поранить присланных, выскакивали на дорогу, кричали благим матом, призывая собратьев сопротивляться потешным.
— Братцы! — кричал один стрелец, остервенело размахивая саблей. Поднимайтесь! Не дайте себя в капусту покрошить! Вот царь-антихрист вас вязать пришел!
Таких шальных верные царю солдаты, исполняя приказ сержантов и капралов, немедленно кололи шпагами, палили в них из фузей, поэтому другие, полагаясь на милосердие царя, зная, что зачинщики бунта давно наказаны, безропотно протягивали руки, чтобы их связали, но уже в Преображенском, в специально освобожденных избах дворни, где устроили и дыбы, и колодки, и жаровни, вспоминали о призывах побитых товарищей к сопротивлению и страшно корили себя в душе за то, что не вняли им, позволили связать себя и привести сюда, на пытку.
Лже-Петр немало видел крови, будучи майором на военном корабле, но присутствовать на пытках ему не приходилось. Здесь же, получив приказ от короля расправиться со стрельцами как можно строже, он не мог не подчиниться, так как был солдатом. Но требовалось дать и объяснение боярам, приближенным, всему народу, почему он их решил пытать, а потом казнить.