Лже-Нерон

   Дергунчик в буквальном смысле слова лишился чувств. Был сверкающе-яркий весенний день, для него  же  свет  померк.  Если  за  последние  несколько месяцев он помолодел на пять лет, то в эти несколько минут он постарел  на десять. Безумные планы сменяли один другой. Он, этот сухой, добросовестный чиновник, подумал было - это длилось несколько мгновений, - не перейти  ли самому на сторону мятежников, к Варрону и Нерону. Но, думая  об  этом,  он уже знал, что все это пустой бред,  и  некоторое  время  сидел  совершенно опустошенный. "Вертись, юла". Новый повелитель поведет армию,  его  армию, которую он, Цейон, так великолепно вымуштровал, через Евфрат и с  триумфом - обратно в Антиохию. Он же,  Цейон,  будет  прозябать  в  Риме  со  своим завернутым в покрывало ларем, стареющий, никчемный  человек,  и  все,  что останется от него на Востоке, - это веселые остроты на его счет и прозвище Дергунчик.

   Жизнь Цейона потеряла смысл. Но он был добросовестный  чиновник,  и  он по-прежнему исполнял свой долг и свои обязанности.  Уже  спустя  несколько недель прибыл новый губернатор. Это был Руф Атил, молодой еще  человек,  с бесстрастным лицом,  очень  спокойный  по  характеру,  безупречных  манер. Деловито и холодно  признал  он  заслуги  Цейона  в  организации  армии  и попросил Цейона не торопиться с передачей ему знаков власти - фасций, пока он, Руф Атил, не войдет обстоятельно и без поспешности в дела управления.

   Это были мучительные недели. Цейон еще сидел в своем дворце, облеченный регалиями. Но директивы императора  и  сената  посылались  другому,  более молодому, невидному, подлинному властителю, и  весь  свет  знал,  что  он, Цейон, отставлен. Он оказался не на высоте положения, он  был  повинен  во всей этой великой кутерьме, и  ему  на  смену  пришлось  послать  другого, который должен выпрямить то, что он, Цейон, искривил  и  испортил.  Он  же должен  пока   по-прежнему   представительствовать,   устраивать   приемы, подписывать приказы.

   Всей душой призывал он день, когда он ступит на корабль, когда очутится на море и не будет видеть больше эти насмешливые восточные лица. Но он был воспитан в учении стоиков, он плотно сжимал губы и исполнял свой долг. Руф Атил покровительственно сообщал  в  Рим,  что  они  с  Дергунчиком  ладят; Дергунчик - добропорядочный служака.

   Однажды все-таки добропорядочный служака неожиданно изменил  своей  так бережно хранимой корректности. И без видимой причины. Руф Атил осведомился лишь, как лучше всего, не  вызывая  дипломатических  осложнений,  сообщить Варрону о  решении  сената.  Цейон  покраснел  и,  с  трудом  сдерживаясь, спросил, можно ли ему знать, о чем в данном случае идет речь. Конечно, ему можно знать, ответил Руф Атил и рассказал, о чем  шла  речь.  Сенат  вынес решение по поводу жалобы Варрона на неправильно  взысканный  инспекционный налог. Сенат постановил: жалоба справедлива, двойное  обложение  доказано, казна обязана вернуть Варрону неправильно взысканные с него  сестерции.  В Риме придают большое значение тому, продолжал Атил, чтобы Варрону  вручены были по всей форме как это решение сената, так и обвинение его, Варрона, в государственной измене.

   И тут случилось невиданное. Цейон, стоик, о котором  рассказывали,  что он не один  удар  судьбы  принял  с  достойным  удивления  самообладанием, несколько раз глотнул воздух,  провел,  глубоко  взволнованный,  кончиками пальцев одной руки по ладони  другой,  и  когда  Атил,  желая  помочь  ему овладеть собой,  заговорил  о  чем-то  безразличном,  Цейон  вдруг  встал, выпалил "Извините!" - и бросился вон из комнаты.

   Руф  Атил  покачал  головой.  Значит,  было  какое-то  зерно  правды  в разговорах  о  том,  что  Восток  самого  трезвого  чиновника  доводит  до расстройства нервов и лишает рассудка.

14. РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

   Еще  до  церемонии  передачи  регалий  Руф  Атил  начал  переговоры   с Артабаном. Сомнения  в  законности  притязаний  Артабана,  писал  он  ему, устранены его победой, показывающей волю богов, и  Рим  в  принципе  готов возобновить с ним, Артабаном, как  с  признанным  повелителем  Парфянского царства, традиционный договор о дружбе. Предварительно, однако, необходимо ликвидировать разногласия, которые в последнее время возникли между обеими державами. Рим  -  признанием  Пакора,  Артабан  -  признанием  самозванца Теренция нарушили взаимную дружбу. Новый губернатор надеется, что  Артабан так же энергично постарается избавиться от этого самозванца,  как  Рим  от претендента на парфянский престол Пакора. Он просит поэтому великого  царя отказать мошеннику в праве убежища, которым  тот  злоупотребил,  и  выдать его, а также бывшего сенатора Варрона дружественному Риму.

   Артабан ответил уклончиво. Он готов, мол, рассмотреть вопрос  о  выдаче Риму человека, которого многие признают законным императором, но пусть Рим сначала даст обязательство ни под каким видом не мстить дружественным ему, Артабану, князьям и властителям Месопотамии, которые, следуя его  примеру, признали Нерона.