Вероятно, в это же время познакомился Сенека и с Луцилием, римским всадником, который благодаря личным заслугам вскоре был назначен прокуратором Сицилии. Луцилий тоже отличался любовью к литературе и философии, о которой свидетельствует как переписка его с Сенекой, в которой много писем посвящено разным вопросам нравственной философии, так и его дидактическое стихотворение “Этна”. Сенека очень любил Луцилия. Письма его к другу написаны необыкновенно задушевным, ласковым тоном, хотя в них слышится голос авторитетного наставника, обращенный к нежно любимому ученику. Впрочем, по возрасту Сенека и Луцилий были почти ровесники.
Наконец, в числе неизменных друзей Сенеки в последние годы царствования Клавдия следует считать саму императрицу Агриппину. Сенека был ее ближайшим советником и другом, и они постоянно совещались о воспитании Нерона. Злые языки говорили даже о любовной связи между Сенекой и императрицей. Эти слухи вряд ли имели под собой какое-нибудь фактическое основание; но, во всяком случае, они доказывают, что и пятидесятилетний Сенека мог быть интересен и привлекателен для женщин. Вместе с тем, они могут служить хорошей иллюстрацией нравов того времени, когда не могли допустить, что мужчина и женщина могут наедине рассуждать о вопросах отвлеченных, не предаваясь попутно и чувственным развлечениям. Несомненно только, что факт связи между Сенекой и Агриппиной ничем не подтвержден, и даже напротив, во всех таких поступках, в которых императрице нужна была преданность превыше чести, она не пользовалась услугами философа.
Жизнь Сенеки в последние годы царствования Клавдия и первые годы правления Нерона проходила хотя и на виду у всех, однако уединенно. Он избегал толпы, почти не посещал театр и гладиаторские бои, вошедшие тогда в моду, весьма тяготился официальными приемами и каждой свободной минутой пользовался для того, чтобы обратиться к своим любимым научным занятиям. Если припомнить, что все сочинения философа писались “в часы досуга”, урывками между уроками Нерону, официальными приемами и исполнением преторских обязанностей, то можно только удивляться, когда он успевал следить за всеми выходящими в свет книгами и писать столько глубокомысленнейших трактатов.
Сенека избегал шумных пиров с характерным для императорского Рима обжорством. Он не любил роскоши, и хотя жил роскошно, но не придавал обстановке особого значения. По его прекрасному выражению, он ел на серебряной посуде с таким же равнодушием, как будто она была глиняной.
Любимым отдыхом Сенеки от трудов было, когда по вечерам к нему собирались его друзья, и они вместе занимались чтением какого-либо философского сочинения, вроде трактатов Социона, Фабиана, Секстия. После чтения подымались споры и прения по разным отвлеченным метафизическим вопросам, возникавшие вследствие прочитанного. На этих интимных вечерах, кроме Луцилия, бывали многие знакомые Сенеки – Либералис, престарелый поэт Ауфидий Басс, Флакк и многие другие, о ком упоминается в переписке Сенеки с Луцилием.
Жизнь философа вообще была полна интеллектуальных интересов, и фигура его резко выделяется на общем фоне развратников и кутил, составлявших значительную часть тогдашних высших классов. Несомненно, что вкусы Сенеки лежали вне двора и общественной жизни, и его удерживало на посту только сознание своей важности, своей незаменимости и желание общественного блага.
ГЛАВА VII
13 октября 54 года умер Клавдий, и на престол вступил не достигший еще семнадцатилетнего возраста Нерон. Эта перемена имела громадное значение в жизни Сенеки. Из профессора риторики он превратился в полновластного министра, так как сам император, по молодости своей, не мог самостоятельно заниматься делами управления, и первыми шагами Нерона пришлось руководить Сенеке.
Первыми действиями молодого императора было воздаяние установленных почестей покойному Клавдию. Клавдий был причислен к сонму богов; Агриппина была назначена жрицей нового божества, а Нерон произнес торжественную погребальную речь, написанную Сенекой. Речь эта, несмотря на обычный стиль и такт Сенеки, по справедливости считавшегося лучшим оратором того времени, произвела на слушателей не совсем благоприятное впечатление. Пока Нерон говорил о благородстве происхождения Клавдия, о доблестях его предков, его личных наклонностях к научным занятиям, о мире и благоденствии, которыми пользовались провинции в его царствование, внимание слушателей поддерживалось, но когда Нерон перешел к восхвалению справедливости и государственной мудрости Клавдия, никто не мог удержаться от смеха.