– Все мужчины отреагировали так же, – сказала Джули. – Они только посмеивались. За исключением обманутых мужей. В доме у одной из женщин устроили официальное собрание, пригласили всех, кто занимался в его группах. У нее была прелестная кухня с круглой колодой для рубки мяса посредине; помню, я еще подумала: интересно, они делают это на колоде? Люди собрались приличные, никто не возмущался супружеской неверностью, так что нам лишь оставалось записать в протокол, что такое злоупотребление доверием подопечных недопустимо. На самом деле некоторые женщины, как я поняла, возмущались как раз тем, что их обошли. Ну, я возьми да и скажи это вслух – ради шутки. Я никому не рассказывала, как он подбивал ко мне клинья. Если в таком же положении оказались другие, они тоже помалкивали. Избранные счастливицы плакали. Потом стали друг дружку утешать и делиться впечатлениями. Ну и спектакль, если вдуматься! А я недоумевала. Что-то здесь не сходилось. Вспоминала жену Стэнли. Нервозную красотку с восхитительными ногами от шеи. До этого я пару раз с ней сталкивалась и каждый раз про себя говорила: «Знала бы ты, что говорит мне твой муженек». И другие женщины при встрече с ней думали: «Знала бы ты…» – и далее по тексту. Возможно, она про них знала, про всех нас, возможно, она себе говорила: «Знали бы вы, сколько у него таких». Можно же такое предположить, правда? Как-то раз я ему сказала: «Послушай, это просто фарс», а он: «Не смей так говорить, не смей мне такое говорить!» Чуть не рыдал. Ну, что вы на это скажете? Вот такая энергетика. Я имею в виду даже не физическую составляющую. В каком-то смысле она была наименее существенна.
– Но мужья-то его наказали? – спросил Дуглас.
– К нему направилась делегация. А он и не отпирался. Сказал, что действовал бескорыстно, из лучших побуждений, а им просто застилают глаза ревность и собственнические инстинкты. Но из города ему все же пришлось уехать. Его группы распались, он с женой и малыми детьми сел в свой рыдван и смылся. Но от него стали приходить счета. Все участники коллективной терапии получили счета. Его любовницы – наравне со всеми. И я, конечно, тоже. Писем больше не было, только этот счет. Я заплатила. По моим сведениям, заплатили почти все. У него, что ни говори, жена, дети… Вот, собственно, и все. Ко мне тянет ненормальных. Оно и к лучшему, поскольку я замужем и чиста душой, невзирая на то, что я вам тут наболтала. Давайте закажем кофе.
Мы ехали проселочными дорогами, по песчаной скудной местности, к югу от озера Симко, где на дюнах колышутся травы. Нам не попалось ни одного встречного автомобиля. У придорожной карты мы остановились, чтобы сориентироваться, а потом Дуглас свернул в какую-то деревню, где он в свое время едва не заполучил ценный дневник. Показал нам тот самый дом. Одна из престарелых обитательниц в конце концов этот дневник сожгла (если не соврала) и объяснила это тем, что в нем содержались скандальные пассажи.
– Они страшатся огласки, – сказал Дуглас. – Вплоть до третьего или четвертого колена.
– А я совсем не такая, – сказала Джули. – Перед всеми готова обнажить свои нелепые полуроманы.
– «Пускай прорехи на заду, – пропел Дуглас, – а ноги словно лед…»[51]
– Мне тоже есть что обнажить, – сказала я, – только вряд ли это кого-нибудь заинтересует.
– Может, попробуем? – предложил Дуглас.
– Вообще говоря, это действительно интересно, – сказала я. – Когда мы сидели в ресторане, я вспоминала, как ездила в гости с человеком, в которого была влюблена. Еще до твоего переезда в Торонто, Джули. Мы собрались к его друзьям, которые жили в горах на реке Оттава, со стороны Квебека. Такого дома, как у них, я в жизни не видела. Он весь состоял из стеклянных кубов, соединенных пандусами и террасами. Хозяев дома звали Кит и Кэролайн. Это была супружеская пара, с детьми, но, когда мы приехали, детей там не оказалось. Человек, с которым я приехала, был не женат, причем уже давно. По дороге я спросила его, что за люди Кит и Кэролайн, и он сказал: «Богатые». Я ему говорю: это, мол не вполне исчерпывающее описание. Тогда он объяснил, что деньги достались Кэролайн от ее папы, который владел пивоваренным заводом. И даже уточнил, каким именно. Мой спутник совершенно особым образом произносил «достались от папы» – у меня даже сложилось впечатление, что деньги эти, в его представлении, были сродни длинным ресницам или хорошей фигуре. Большое наследство делает женщину неотразимой. Оно не идет ни в какое сравнение с деньгами, заработанными своим горбом, – те представляют собой не более чем презренный металл. Но потом я услышала, что хозяйка дома – страшно дерганая, настоящая стерва, а бедняга Кит – честный, бесхитростный малый, занимающий какой-то правительственный пост. Мой друг сказал – ПЗМ. Но я не поняла, что это значит.
– Помощник заместителя министра, – подсказала Джули.
– Это каждый дурак знает, – сказал Дуглас.
– Вот спасибо, – обиделась Джули.
Я сидела в середине. Во время своего рассказа я обращалась в основном к Джули.