Лунный зверь

Умник не решался продолжить несколько секунд, но потом, наконец, неохотно произнес:

— Я снова вернусь к теме, о которой я уже говорил — о владыке акул.

Он торопливо продолжал, прежде чем кто-нибудь успел его перебить:

— Только не говорите, что это натянуто. Я сам это вижу. Но мы все уже не один год провели в этих южных морях, и мы все видели вещи, которые не поддаются объяснению. За это время в наших сознаниях произошел любопытный психологический поворот в сторону иррациональности. Я знаю это: любой ученый или психолог назвал бы меня суеверным простаком, но я дошел уже до тех пределов, чтобы не согласиться с подобным заключением: я считаю, что я уже приспособился к таинственному миру, который нас окружает. Я могу видеть разные вещи, ощущать их, принимать то, что показалось бы бессмысленным западному человеку.

Уже много лет я исследовал места, где нет людей, прислушивался к волнам, тихо накатывающим на сотни далеких берегов. Я наблюдал за Луной здесь, в Южном полушарии, и весь преисполнился ощущения безвременности этого мира воды — невероятного первозданного безвременья.

Мы, белые люди, пришли в этот мир со свойственным нам шумом, и мы принесли сюда корабли, приводимые в движение мощными двигателями, построили города на берегах. Иллюзорные города! В самом сердце безвременности они наводят на мысль о бренности, и вы знаете, что им не просуществовать здесь долго. Придет день, когда в этой части планеты не останется белых людей — останутся только эти острова и народы, их населяющие, океан и его обитатели.

Вот к чему я веду: я сидел среди костров туземцев и слушал старые-престарые истории о владыках акул, о формах его тела в воде. Все сходится. Поверь мне, Корлисс, все сходится с рассказом Перратина. Сначала мне показалось любопытным, что на самом деле это может оказаться и какая-нибудь акула. Но потом я принялся размышлять над этим, и чем больше я размышлял, тем больше проникался тревогой.

Потому что, видишь ли, владыка акул способен принимать форму человека. И, по правде говоря, нет иного объяснения тому, что на этом острове появился человек, в тысяче миль от ближайшего порта. Джоунс — это…

Его прервал громкий язвительный голос. К удивлению Корлисса, это был голос Проже, полный сарказма:

— Хватит нести эту бредовую суеверную чушь! Умник, пошел бы ты остудить в воде свою голову. Мне по-прежнему не нравится поведение этого парня, его глаза. Мне не нравится все в нем. Но в тот день, когда я поверю в подобные бредни…

— Перестаньте болтать, — перебил его коротышка англичанин Дентон. Корлисс увидел, что тот стоит у края здания, откуда была видна часть острова. — Если вы подойдете сюда и увидите то, что вижу я, вы оба перестанете городить всякую чушь. Там плывет какой-то туземец в каноэ, и он уже за ломающими волнами и направляется вдоль берега в нашу стороны. И это является доказательством, что Джоунс мог приплыть сюда на лодке.

Туземцем оказался красивый молодой человек с загорелой кожей, статный и мускулистый. Вытащив свое каноэ на каменистый в этой части острова берег, он приближался с широкой дружественной улыбкой и естественной доброжелательностью островитянина к белым людям. Корлисс улыбнулся в ответ, но слова его были обращены к Проже и «Джоунсу»:

— Дентон прав… и Джоунс, поверь, мне очень жаль, что мы причинили тебе столько хлопот.

Тварь выслушала извинения и слегка кивнула головой. Но она не дала послабления своему телу или разуму. Существо не сводило немигающего холодного взгляда с приближающегося туземца, напрягая каждый мускул. Его тревожила мысль о том, что жители островов обладают особенной способностью опознавать их.

Полностью сосредоточившись, оно сделало полуоборот, когда туземец остановился в нескольких футах от Корлисса. Частично прикрытый группкой людей, оно опустилось на колени и притворилось, что завязывает шнурок на ботинке. Оно услышало, как Корлисс произнес на одном из островных диалектов:

— Что привело тебя сюда, дружище?

Юноша ответил низким, мелодичным голосом, характерным для своего народа:

— Приближается шторм, белый брат, а я заплыл далеко в море. Шторм идет со стороны моего острова, поэтому я отправился сюда искать убежище. Я…

Он вдруг замолчал, и Корлисс увидел, что туземец пялится широко раскрытыми глазами на Джоунса.

— Эй, — сказал руководитель, — ты знаешь его?

Чудовище поднялось на ноги, словно загнанный тигр. В ледяном взгляде, с которым оно уставилось в глаза смуглого человека, на секунду мелькнула безжалостная неконтролируемая лютость. Невероятная яростная ненависть нахлынула на мозг хладнокровного рыбьего существа, устремляясь от него к туземцу. Тот открыл рот и попытался что-то произнести, но лишь облизнул пересохшие губы, после чего молча повернулся и кинулся бежать обратно к своей лодке.

— Какого дьявола! — воскликнул Корлисс. — Эй, вернись!