— Тот, кто облетит Луну, тоже останется в истории, как первый. До старта уже остается мало времени, и с завтрашнего дня вас ожидает тяжелая работа. Будете углублять свое знакомство с конструкцией «Зари». — Тимофей Тимофеевич кивком пригласил Горелова садиться и, вытянув перед собой длинные руки, долго рассматривал на них вздувшиеся вены. — Точного дня старта назвать пока не могу. Предстоят еще детальные исследования космоса в этом районе. Солнечную активность надо будет поточнее определить, о метеоритной деятельности подумать. Все это наши завтрашние заботы, Алеша. А сейчас вам и о другом небесполезно узнать. Эту информацию сообщаем только вам. Вы будете стартовать, мой дорогой, не первым. На космодроме, не считая «Зари», два готовых к запуску корабля — «Молния» и «Аврора». Один из них, трехместная «Аврора», уйдет в космос до вашего старта. Командиром его рекомендуется Костров, вторым пилотом — Сергей Иванович Ножиков. Вопрос о третьем члене экипажа решит в ближайшие три дня генерал Мочалов. Полетит девушка: Светлова или Бережкова — сказать пока трудно, она выполнит задание, к которому уже давно готовилась, вместе с Ножиковым на большой высоте выйдет в открытый космос. Это очень важно осуществить перед вашим стартом — выход в открытый космос на такой высоте. Это будет, скорее, не полет, а выстрел в бездонный космос, вызов неизвестности. Экипаж пройдет сквозь все радиационные пояса. Для вас Костров выполнит роль лоцмана… А после этого совершенно неожиданно для любителей сенсаций мы запустим вас. Дублером я предлагаю Андрея Субботина. Это вас устраивает?
— Еще бы! — одобрил Горелов.
Тимофей Тимофеевич пытливо на него посмотрел:
— А почему «еще бы»? Разве Андрей Субботин самый близкий ваш друг?
— Нет, — запнулся Горелов. — Но и не далекий. Один из самых близких.
— А кто же у вас самый близкий?
Алексей растерялся. В отряде генерала Мочалова он любил всех и все любили его. Но он обязан был выделить лучшего друга, отвечая на вопрос главного конструктора. Вскинул голову и произнес:
— Володька Добрынин.
Тимофей Тимофеевич недоуменно пожал плечами:
— Добрынин? Что-то не припоминаю…
— Он не космонавт, — весело уточнил Горелов.
— А кто же?
— Сосед по парте. В верхневолжской средней школе вместе учились.
Конструктор прощающе улыбнулся:
— Вот видите, как сложно назвать близкого друга. Я бы мог произнести тысячу банальных слов о том, что самый близкий друг — это коллектив, и, если коллектив уважает человека, то человек этот всяких похвал достоин. Ерунда, Алеша. Все не так. В молодости лучшего друга легче искать, чем в средние годы, не говоря уже о старости. Жестокий закон диалектики. С годами мы все меньше и меньше становимся простодушными, обременяемся жизненным опытом, приобретаем в какой-то степени индивидуализм. Желание любить всякого, кто с первого взгляда пришелся тебе по сердцу, сменяется скептицизмом. Мы становимся суше и строже. А сухость а строгость — дар мозга, но не сердца. Ни одна философская концепция не в состоянии это объяснить. А жаль. К старости надо быть добрее, щедрее душой и все отдавать людям. Да-с. — Он глубоко вздохнул. — Однако мы слишком отклонились. Значит, вы довольны, что дублером я беру Андрея Субботина? Мне тоже он нравится. Шумливый и задиристый с виду, а присмотришься — и убедишься, как он настойчив и серьезен. Вот я и объяснил в общих чертах предстоящее задание. А теперь за работу. Желаю тебе успеха, Алеша.
Он снова назвал его на «ты», и Горелов еще раз воспринял это как добрый знак.
28
Алексей вышел из раздевалки в одних голубых плавках, туго обтягивающих бедра, и распахнул дверь плавательного бассейна. На четырех дорожках, разделенных легкими пенопластовыми поясами, вода была ровной и прозрачной. Солнце, пробивающееся сквозь стеклянную крышу, делало ее чуть зеленоватой. Космонавты в ожидании начальника физподготовки Баринова сидели на трибуне и слушали Андрея Субботина, только что возвратившегося из отпуска. Андрей побывал в родной Сибири й сейчас, обхватив колени загорелыми сильными руками, рассказывал что-то до того интересное, что Горелов не увидел ни одного равнодушного лица. Даже непроницаемый Игорь Дремов оглушительно хохотал.
— Здравствуй, Андрей, — подходя к скамейке, поприветствовал товарища Горелов. Субботин поднял голову, критически его осмотрел. Веснушки вздрогнули у него на лице.
— Здравствуй, «лунник», если не шутишь.
— Как погостил у своих? — воспользовавшись паузой, спросил Горелов.
— Спасибо, не жалуюсь.
— Батька жив, здоров?
— Живой, Алешка, — мягко улыбнулся Субботин. — Чего ему сделается! Кость крепкая. До восьмидесяти грозится, как минимум, дотянуть. И еще, знаете, ребята, что сказал? Пока тебя в космос не запустят, обязательно буду на белом свете дожидаться. Только ты, говорит, не летай, как Титов и Гагарин. Хватит над своей планетой кружить да горючее жечь. Повыше надо. Видите, как он на космонавтику смотрит.
Ножиков потрогал шрамы, оставшиеся на левом боку после автомобильной катастрофы, одобрительно качнул головой:
— Довольно прогрессивный взгляд.