— Ах, это вы про паровоз! — засмеялась Лидия. — Повесьте мой плащ, пожалуйста.
Алексей с удовольствием выполнил ее просьбу. Паровозик загрохотал, обдал себя белесым паром, и в окнах, облитый вечерним солнцем, поплыл перрон.
— Мама, знаешь, что говорят колеса? — поперхнулась смешком Наташа. — До-мой! До-мой!
— Выходит, дома все-таки лучше? — потрепал ее за бантик Горелов.
— Еще бы, дядя Алеша, — согласилась Наташа. — Дома и стены помогают. Так моя мама говорит.
Многоэтажные каменные здания привокзального района остались позади, замелькали кособокие саманные домишки, а потом потянулась ровная строчка телеграфных столбов, высоких и стройных на фоне однообразной степи. Мелькнуло озерцо, к которому, гордо вскинув головы, торопились на водопой верблюды. Проплыли две черные юрты, очевидно служившие пристанищем чабанам, — и за окном вагона снова стало так пустынно и голо, что даже Наташка заскучала.
Лидия на обратном пути была молчаливой. Она односложно отвечала на вопросы Алексея, сама не сделала ни одной попытки завязать разговор. Горелову подумалось, что она снова ушла в горькие воспоминания, и он тоже умолк.
Встречный ветер становился к ночи прохладнее, заносил в окно обрывки паровозного дыма. Так и казалось, что тяжелый знойный степной воздух осел на землю, обессилев от усталости. Где-то далеко догорел багровый окаемок солнца, и в окне возник квадрат звездного неба. Наташка зябко передернула плечиками. Легкое платье с короткими рукавами плохо защищало от прохлады. Алексей вопросительно покосился на Лидию.
— Я, пожалуй, закрою окно. Она ведь только поправилась.
Лидия согласилась, как-то робко и виновато на него взглянула. Нет, она едва ли думала о чем-либо печальном. Просто синие глаза не таили откровенной радости. Когда неподатливая рама со скрипом поползла вверх, Лидия нерешительно попросила:
— Алеша, снимите, если не трудно, мой пыльник и набросьте на Наташку.
— Не надо, мама, — запротестовала полусонная девочка. — Я лучше к дяде Алеше прижмусь. Он те-еплый.
— Тогда мне дайте.
Алеша снял с крючка шуршащий плащ, отдающий еле уловимым запахом духов, и накинул на ее плечи. Нечаянно притронулся к холодному локтю.
— Я вас, как маленькую, — засмеялся он напряженно.
— Дядя Алеша, — потребовала Наташа, — садись ко мне ближе, а то холодно.
— Вот и попробуй не подчиниться, — развел он руками.
Наташка прислонилась к нему теплым тельцем, раза два зевнула и как-то сразу обмякла. А за окном была уже ночь, густая, как деготь. На весь вагон горела всего одна тусклая лампочка у выходной двери. Середина вагона, где они сидели, тонула во мраке. Алексей уже не видел лица Лидии, одна лишь прическа, высокая и пышная, выделялась над головой. Опасаясь потревожить засыпающую дочь, Лидия чуть наклонилась вперед, тихо-тихо сказала:
— Видите, какая она у меня… слабенькая еще совсем. Не стоило бы ее сегодня брать, да врачу показать надо было.