Лунный вариант

— Все-таки зря, старик, — вздыхал Субботин, прикасаясь к своей шершавой щеке, — зря ты бежишь. Остался бы еще на месячишку с нами, а там бы все вместе в Москву махнули. Недельки бы три мы у себя в городке пожили, а ты бы за это время все свои очерки сдал. А потом, глядишь, и один бы общий всем нам маршрут дали — на космодром. Нет, напрасно ты бежишь от нас, старик.

Рогов неопределенно пожал плечами, взял полотенце и вытер вспотевшую шею.

— Да откуда, Андрей, ты взял, что я бегу? Просто пора в редакции показаться. Да и задание я уже выполнил. А ты в бегстве каком-то меня упрекаешь. — Рогов слегка заикался, с трудом скрывая боль и раздражение.

Субботин мешковато пошевелился, у кровати взвизгнули пружины.

— Бежишь! — хмуро изрек он. — Мы-то понимаем.

Рогов держал все это время пластмассовую электрическую бритву и уже начинал сматывать шнур, чтобы уложить ее в футляр. Она вдруг с грохотом упала на стол.

— А р-р-раз все понимаешь, то и с-спрашивать нечего! — резко вырвалось у него.

— Не надо, старик, — произнес Субботин обезоруживающе просто, — мы ничем не можем сейчас тебе помочь. Сам знаешь. Два человека и те сплошь и рядом плохо понимают друг друга, а три — тем более.

— Ты на что намекаешь? — спросил Рогов, впившись острым взглядом в Субботина.

— Так. Ни на что. Просто к собственному жизненному опыту обратился.

— Ты плохой психолог, Андрей. Там, где трое не понимают друг друга, уход третьего обеспечивает сближение двум оставшимся.

Субботин прищелкнул тонкими пальцами. Зеленые глаза наполнились задорными искорками.

— Плохо, — отметил он, — совсем как на семинаре. — Андрей встал, подошел к столу и взял упавшую бритву. — В коробок не укладывается, Леня? У меня в точности такой паршивый коробок, да еще молния на нем лопнула. Давай помогу.

Длинные пальцы Субботина быстро смотали белый шнур.

— Когда улетаешь? — спросил Субботин.

— Завтра в шесть.

— С какого аэродрома? С нашего или гражданского?

— С нашего. Генерал Саврасов летит в Москву, берет.

— Может, размонтируешь? — кивнул Субботин на чемодан. — Уложим все но прежним полочкам — и баста. — Он нежно посмотрел сбоку на Рогова.

— Но я же в полетном листе значусь, — взмолился Леня.

— Ерунда, я и не такие дела улаживал, — похвалился Субботин. — Тот, кто тебя в полетный лист включал, возьмет и выключит. Так как?..

— Нет, — упрямо ответил Рогов и отошел к окну, тоскливыми глазами вгляделся в покрытый ивняком близкий берег реки.

— Как знаешь, — вздохнул Субботин. — Только помни… всегда помни, что среди нас не было ни одного человека, который относился бы к тебе плохо. Мы тебя любим и ценим, Ленька… И то, что ты в газетах про нас написал, ценим. Если простить отдельные неточности, то лучше тебя о космонавтах еще никто из журналистов не написал.

— Благодарю за признательность, — не оборачиваясь ответил Леня. — Я вас тоже люблю, чертей. Ну а в том, что жизнь берет свое, никто в конце концов не повинен.

— Да. Казнить некого, — согласился Субботин. — У тебя на сегодня какие планы, старик?

— Проститься с Иртышом, — усмехнулся Рогов.

— Если бы не консультация по астрономии, я бы тебе тоже составил компанию, — пожалел Субботин и направился к двери.

— Андрюша, — кинулся за ним Рогов, — а посошок на дорожку? Последний в честь нашей дружбы. У меня «Мартель». Как привез из командировки бутылку, так и не распечатывал.

— «Мартель»? — сосредоточенно уточнил Андрей. — Лучший французский коньяк с собой возишь? Богато живешь, журналист. А сколько в нем градусов?

— Что-то около сорока, — неуверенно предположил Рогов.

Субботин засмеялся:

— Сорок градусов коньяка плюс сорок жары — итого восемьдесят! А потом — на консультацию по астрономии? Да я восемьдесят новых звезд в Галактике разыщу или всю Галактику по сокращению штатов закрою. Нет, Леня. Не пойдет. Спасибо.

После его ухода Рогов ускорил сборы. В чемодане уже лежали все предметы его домашнего обихода, кроме плавок. Оставалось сложить бумаги. Из большой стопки, вынутой из шкафа, упала на пол столичная газета с рецензией на его сборник путевых очерков. Рогов лениво ее раскрыл, вздрогнул, будто ему стало холодно. Наткнулся на заголовок «Лирические раздумья журналиста». Рецензию писал его редакционный друг Вася Кислов, и вся она изобиловала фразами, от которых Рогова бросило сейчас в дрожь. Леня прочел наугад выхваченный из середины абзац: «Чеховская экономность в средствах изображения и подкупающая лирическая непосредственность выгодно характеризуют стиль автора». Рогов с остервенением швырнул газету в корзину для мусора.

«Какой позор!» — застонал он.

Сел на койку, на то самое место, где несколько минут назад сидел Субботин, и горько задумался.