Лунный вариант

Рогов отнес повесть одному своему знакомому литератору, с которым он часто пил пиво в баре Дома журналистов и о романах которого отзывался несколько пренебрежительно, но тайком зачитывался ими. Недели через две они снова встретились в баре. Долговязый пожилой писатель с гривой всклокоченных волос медленно тянул бочковое прохладное пиво «Гамбринус». Перед ним стояла тарелка с воблой и черными сухариками. И Леня, чтобы лучше расположить его к себе, пустился в длинные рассуждения о качествах пива, испробованного им в Сиднее, Лондоне, Мюнхене и Братиславе. Потом как бы между прочим спросил:

—Повесть мою прочел?

Писатель набил старомодную трубку с чертом, затянулся пряным дымком и лишь после этого молча кивнул в ответ. Леня уже совсем робко поинтересовался:

—Ну и как?

Его собеседник вынул изо рта трубку, выбил пепел в дешевую стеклянную пепельницу.

—Ты же очень умный человек, старик, — сказал он Рогову. — Сам должен понимать. Журналисты часто берутся за перо, мечтая о писательском поприще. Одному удается, другим нет. Те, кому не удается, всегда потом говорят: лучше быть хорошим журналистом, чем ходить в плохих писателях. А тебе не надо произносить этой фразы. Ты и так уже в королях журналистики ходишь…

Они в молчании допили пиво и разошлись. Месяца через два Рогов перечитал свои двести страниц и понял, насколько писатель был прав.

Шли месяцы и годы суетливой журналистской жизни, к темпу которой Рогов настолько привык, что не замечал уже одиночества. Оно обострилось после встречи с Женей Светловой. Никогда Леня не думал, что снова оживет в нем огромное чувство нежности и любви, да еще с такой силой. Они подружились. Женя к нему даже привязалась. По крайней мере, с самым искренним интересом ожидала его приезда в городок космонавтов, была ласковой и доброй, когда встречала после возвращения из длительных командировок, садилась с ним рядом в автобусе, если вместе со всеми космонавтами и их женами ехали они в столицу в оперу или драму. Дважды Рогову казалось, что надо объясниться, и он это попытался сделать. В первый раз Женя его просто остановила. Во второй позволила высказаться и, склонив набок беленькую, коротко остриженную головку, не поднимая глаз, сказала:

—Но вы же знаете, Леня, какая у меня заветная мечта.

—Знаю. Полет, — тихо ответил Рогов.

—И до него я лишила себя права на все личное, на все, что может отвлечь. Ну а если я по каким-то причинам вообще не полечу, — грустно закончила Светлова, — то едва ли буду уж так кого-либо интересовать.

—Да что вы, Женя! — с жаром воскликнул Рогов. — Неужели вы могли подумать, что я вас полюбил только за то, что вы космонавтка? Да если вы сию минуту мне скажете, что уходите из отряда и никогда не полетите, разве я от своих чувств откажусь?

—Не надо, Леня, — прервала она мягко и положила ладонь ему на плечо, — не надо пока продолжать этот разговор.

В борении с самим собою прожил Рогов эти годы. Они не прибавили ему молодости. В свои тридцать семь он стал тяжелее в весе, под глазами появились мешочки, тонкие нити седины пробились на висках, да и предательская лысинка стала заметнее. Но он все же верил и ждал.

За эти годы космонавты из «звездного городка» еще несколько раз выходили на орбиты. Рогов участвовал во всех торжественно-шумных поездках на старт и на финиш, давал отчеты и очерки о космонавтах, их последних предстартовых часах, отчеты с прессконференций, писал о новых героях. Вернувшись в Москву, он выступал по телевидению с устными рассказами и всегда потом с затаенным дыханием спрашивал у Жени Светловой, видела ли она его и как эти рассказы ей понравились. Он чувствовал, что устал уже писать о космонавтах и начинает повторяться. Вероятно, он бы отошел уже от этой темы, если бы не желание общаться с Женей. Вот и на эти парашютные прыжки в далекую знойную степь он ехал лишь потому, что туда вместе с другими космонавтами из отряда генерала Мочалова поехала она.

«Если бы Женя стала моей, я бы ее любил еще больше, чем этот казах спою жену,— грустно думал Рогов. — Какие они, право, счастливые».

"Волга" бесшумно вскарабкалась на пригорок, и Рогов увидел впереди широкий пояс электрических огней.

Огни возникли неожиданно. Леня обрадовался окончанию ночного пути. Да и шофер, вероятно, этому обрадовался, потому что обернулся к нему и, улыбаясь белозубым ртом, весело провозгласил:

—Смотри сюда, журналист. Степновск…хоть столицей степного края называй. Ты приехал. Я тебя высажу у будочки часового.

Он лихо развернулся, и машина замерла у самой проходной. Леня вытащил чемодан, опустил его на обочину дороги.

—Хорошие вы ребята, — сказал он с грустью и завистью, — я давно не видел такой дружной пары. Проживите так лет сорок, а?

—Зачем сорок? — встрепенулся Юра. — У нас степь привольная, воздух — что надо, мы и сто проживем. Приезжай к нам на золотую свадьбу.

—Сколько я тебе должен?

Сколько на счетчике написано, читай.

—Да, но ты же его выключил на сотом километре.

—Э-э, не будем об этом говорить.

Рогова охватил неожиданный прилив великодушия и щедрости: