Лунный нетопырь

Значит, началась война мышей и лягушек… Пет, это название сказки, одной из тех, что баюкали ее в золотом подземелье замка Асмура, припомнилось не случайно — путешествие по этой земле, ведомой ей одной, было тоже прикосновением к чуду. Запретный мир маггиров, в свою очередь, стал сказкой в сказке; теперь под его тепличными сводами звучало еще одно почти сказочное предание — все это напоминало ей диковинное яйцо, выточенное из бивня морского чудовища не сервами, а живыми мастерами зеленого Джаспера в глубокой древности, еще до Темных Времен. Тончайшее костяное кружево позволяло увидеть целых двенадцать резных яиц, расположенных друг в друге, и это рукотворное чудо было одной из величайших драгоценностей королевской сокровищницы.

Здесь же мерцающая таинственная шелуха, которая так медлительно осыпала свои чешуйки, скрывала в своей глубине ядрышко, которому вообще не было цены: сведения о долгожданном талисмане. Поэтому как бы ни подгоняло ее время, она должна была дослушать Горона до конца.

— …главенство. Строго говоря, — звучал между тем усыпляющий голос, — это нельзя было назвать ни войной, ни даже борьбой за первенство: Ка, не имевшие души и потому не способные желать, самосовершенствовались просто потому, что такую задачу перед ними поставили люди; зато мышланы подобно любой живой твари больше всего на свете ценили как собственную жизнь, так и безопасность всего своего рода. Для этого им нужно было внушить людям веру в то, что они жизненно необходимы и абсолютно незаменимы.

Ты опять засыпаешь!

Потому что пахнет сладкими снами. Сейчас встряхнусь.

— Мышки — и внушить что-то людям?..

— Мышланы. Судя по всему, это были очень сообразительные мышки. Потому что они нашли наиболее убедительный способ достигнуть своей цели: это была лесть.

— Это как: «Ах, какие вы большие, да какие вы бесхвостые, да какие вы прямоходящие…» Горон, это неправдоподобно даже для сказки.

— Неправдоподобно? И, тем не менее, это была лесть, возведенная в ранг религии.

— Ты не упоминал о том, что у кампьерров были боги.

Были. Правда, в глубокой древности. Затем за ненадобностью они как-то забылись, ведь самый простейший Ка мог создать иллюзию, затмевающую любой божественный акт. И тогда эти мышастые приживалы начали исподволь, ненавязчиво внушать своим хозяевам, что на свете есть единственное высшее существо, по своему могуществу равное позабытому богу, и это существо — Человек. Нет никого превыше Человека! Все — для Человека!

— А знаешь, очень мило звучит.

Кончики его волос снова, как по команде, завились мелкими колечками.

— Мило… Ты не берешь на себя труд это представить: все — для каждого человека.

Пришлось взять на себя такой труд.

— Пожалуй, да, — сказала она после непродолжительного раздумья. — Бардак получается.

— Что?

А вот этого она объяснить не могла — нечаянно слетевшее с ее губ словечко было из тех, коими ее благородный эрл в последнее время обогатил словарный запас своих дружинников; на Джаспере оно не имело смыслового эквивалента, на Невесте, по всей вероятности, тоже.

— Не обращай внимания. Магическая присказка. Да, кстати о магах: а они-то почему молчали, не вмешивались?

Может, хватит? Ты задаешь уж слишком много вопросов.

Что поделаешь — характер такой.

— Вмешались. Но позднее, когда время было уже безнадежно упущено. А пока жизнь человеческая протекала как сплошной непреходящий праздник: в честь новоявленного божества устраивались феерии, сочинялись музыкальные представления с огненными забавами и пиршеством, длящимся по много дней; воздвигались храмы, стены которых были исписаны одами и гимнами; самое непостижимое заключалось в том. что все это творилось по подсказкам скромных, остающихся в тени мышланов. То, что совершенствовались Ка, было у всех на виду; но насколько развились умственные способности мышастой живности, можно было определить только оглянувшись назад из более поздних времен. Но человечество шло к своему закату не оглядываясь, и никому в голову не приходило, что мышланы догнали в своем развитии людей, и Ка… а может быть, превзошли и тех, и других.

— А ты не допускаешь, что они с самого начала были такими, только у них хватало хитрости скрывать свое превосходство?

И опять сквозь вроде бы непроницаемую пелену волос, поверху золотящуюся сердитыми колечками, как будто пробилась вспышка невидимого света — полыхнуло, обдало колючим жаром.

— Возможно. Но твоя преждевременная, недетская мудрость меня постоянно озадачивает. Я слишком мало знаю о мышланах, записи о них скудны и пренебрежительны…

— … что заставляет сомневаться в их достоверности.

Да прекрати же!

Все, все, все. Замолчала.

— Бесспорно. Поэтому я на твой вопрос ответить не рискну. Во всяком случае, у мышланов хватало ума скрывать свои способности, и во всех восхвалениях, возносимых ими, в первую очередь звучало одно: нет и не может быть во Вселенной существа, не то что превосходящего, а хотя бы равного человеку.

Пожалуй, если четвероногие подхалимы делали это не из примитивного раболепства, а с какой-то дальней целью, то они и впрямь были умнее древних невестийцев.