Приказ был излишним — разъяренные гномы, гулко топая, мчались прямо на нее, ловко перепрыгивая через препятствия и подхватывая на бегу увесистые обломки, которые теперь сыпались градом слева и справа, и рука сама собой распрямилась в уверенном броске — первый из нападавших с каркающим вскриком рухнул наземь. Второй отреагировал мгновенно: отскочил в сторону, пригнулся, по-звериному высматривая в темноте противника.
Но принцессе было достаточно одного неуловимого движения, чтобы, перелетев через ничто, уже оказаться возле своей первой жертвы и выдернуть торчавший из горла нож. Раздался чмокающий звук, и теплая липкая струя выплеснулась ей на руки и на платье, затекая за ворот. Но на эмоции не было времени и, подавив неуемную, казалось, тошноту она в следующий миг нависла над согнувшимся на свою беду вторым противником и, охватив литую рукоятку двумя руками, с неженской силой ударила туда, где угадывалось основание шеи. Раздался хруст перебитых позвонков, что вызвало не меньший всплеск омерзения, но эта жертва нашла в себе силы еще закричать — впрочем, инстинкт неминучей гибели породил этот крик на секунду раньше, чем оружие коснулось тела; но так или иначе, а вопль этот удесятерило подземное эхо, и отдаленный топот показал, что цель была достигнута — кто-то, и не один, спешил на помощь.
Если они сейчас найдут трупы…
И снова движения рук опережали обдуманность решений: достаточно было двух поспешных толчков, и вот уже оба еще не остывших тела впервые (увы, уже не в жизни!) преодолев неведомое в этом мире
А ведь они всего-навсего исполняли свой долг.
Да. Но они подняли руку на моего Горона.
Ну, этой игрушки ты можешь сейчас лишиться…
Так. Значит, он жив. Пока еще жив.
Топот и тревожные голоса между тем действительно приближались. Назад, к стене, найти Горона, вместе укрыться его жестким плащом — даже вблизи это будет почти неотличимо от черноты камней. Конечно, ей ничего не стоило прямо сейчас перенестись вместе с ним в любое безопасное место, хотя бы в заброшенное подлесье возле Сумеречной Башни, но как объяснить это Горону, если он придет в себя? Хрупкое равновесие их отношений будет разрушено раз и навсегда…
Значит, этот вариант — на самый крайний случай.
Голоса вместе с топотом влились в пещеру. Она чуть приподняла краешек шершавой ткани, выглядывая наружу — около десятка кампьерров, подняв над головами пучки светящейся травы, кружили по пещере, собираясь у каждого кольца торчков-камышей и, вытянув шеи, перегибались через это непрочное ограждение и заглядывали куда-то внутрь. Вот оно что — колодцы! От таких фейерверков, какой она наблюдала совсем недавно, легко шарахнуться в сторону и угодить в провал; похоже, именно так сейчас и полагали невестийцы, опоздавшие к развязке разыгравшейся здесь трагедии. Но такое предположение хорошо до той поры, пока они не наткнутся на лужу крови. Тогда — все. А они ближе. Еще ближе. Уже слышно тяжелое, тревожное сопение…
Высокий женский крик донесся настолько издалека, что казалось — из другого мира. Не почудилось ли?
Нет. Вот оно, снова: «Ай-яа-яа-ааа!.. ааа… ааа…» Эхо? Нет. Так бьются головой о стену. И было в этом безысходном вопле еще что-то, недоступное пониманию чужака, но заставившее всех невестийцев замереть на месте, а затем разом, не сговариваясь, броситься вон из пещеры. Ну вот, можно хоть дух перевести. Ни одного не осталось?..
Какой там дух? Они же сейчас вернутся!
Без паники, мой неслышимый, без паники. Перевести дух — это значит, просто какое-то время обойтись без драки. А то, что на смену исчезнувшим подземельцам пришлют других, ясно даже и ежу, как говаривал кто-то… Знать бы только, что это за чудовище такое: ёж. Кажется, так звали жалостливого чародея, сотворившего Неоплаканных Зверей: ёж-Хриёр-ёж. Нет, как-то не так… А бормочу я все это от страха, потому что не могу нашарить заветный проход, до которого так и не добрался Горон. Где-то здесь… Или чуть подальше… Есть!
Каменная плита, из-под которой ощутимо тянуло холодком, на удивление легко сдвинулась в сторону; круглый лаз, открывшийся за ней, напоминал скорее звериную нору, но времени на сомнения не было, и Сэнни нырнула в темноту. Только бы не тупик, только бы проскользнуть хотя бы ползком… Получилось, и даже не ползком, а просто пригнувшись, только гораздо труднее было справиться с врожденным ужасом всех джасперян перед любым подземельем; а тут еще что-то острое, цепляющее за волосы, точно коготки летучих мышей, и неотвязные воспоминания о затопленных водой потаенных лабиринтах Пятилучья, где утлая лодчонка несла ее, связанную по рукам и ногам, в золоченый колодец, откуда, казалось, не было выхода даже через спасительное ничто…