Луначарский внимательно следил за явлениями западноевропейской литературы. Он был первым русским критиком, отметившим художественные достижения Ромена Роллана, Бернарда Шоу, Андерсена Нексе как писателей, вносящих большой вклад в дело создания реалистической литературы. При этом Луначарский критикует живопись и театры Парижа за «пустоту содержания» и называет французскую скульптуру середины 1910-х годов XX века «дочерью рынка».
Он часто бывал за границей и часто принимал зарубежных писателей в Москве, содействовал творческим связям советских писателей с их коллегами со всего мира. Он был личным другом Р. Роллана, А. Барбюса, Б. Шоу, Б. Брехта и других художников Запада. Споры Луначарского с Ролланом и Шоу способствовали их сближению с идеями социализма и с СССР.
Луначарский писал о Э. Золя, стремясь выявить особенности романов этого французского писателя, основоположника натурализма. Критик делал заключение, что в натурализме вещи лепят людей. Натурализм сосредоточивал внимание на теневых, а порой и на патологических сторонах жизни. Луначарский считал, что в романах Золя показана власть среды над человеком, это — некий «товарный фетишизм», господство материального над духовным.
Луначарский, знавший несколько языков, был и переводчиком. Благодаря его творческим усилиям стало возможным читать на русском языке поэму Ленау «Фауст» (1904), стихи Ады Негри (1910), критические статьи Р. Роллана (1916–1918), поэму К. Шпиттелера «Колокольные девы» (1918), лирику К. Ф. Мейера (1920), стихи Ш. Петефи (1925), Ф. Гельдерлина (1929). Многое в этом наследии остается живым достоянием истории и культуры.
Марселю Прусту посвятил Луначарский свою последнюю литературно-критическую работу. Пруст умер 18 ноября 1922 года. Впервые статья о Прусте в советской печати появилась 11 февраля 1923 года. Эта маленькая заметка о французском писателе была опубликована в журнале «Красная нива». Нарком просвещения писал: «Мы помещаем портрет недавно умершего широко прославленного писателя Марселя Пруста. Большой роман Пруста „В поисках утраченного времени“ обратил на себя внимание необыкновенным изяществом стиля, проявившим свою мощь в особенности в пейзажах и тонком анализе душевных явлений. Рядом с этим Пруст вызвал к жизни целую огромную серию различных типов, главным образом из аристократического круга и их антуража. Будучи большим поклонником аристократической Франции, Пруст тем не менее тонко подмечал ее недостатки и иногда вскрывал бессмысленность ее жизни, сам того не замечая».
Соглашаясь с основными положениями и оценками этой заметки Луначарского, известный современный ученый, тонкий знаток французской литературы А. Д. Михайлов отмечает, что многое в реплике Луначарского было сказано верно, за исключением, пожалуй, того, что Пруст якобы преклонялся перед аристократическим обществом. «Луначарский слишком буквально, — пишет Михайлов, — понял отношение французского писателя к аристократии: Пруст в действительности подмечал ее недостатки не невольно, а прекрасно отдавая себе в этом отчет. Следует отметить, что Луначарский, когда писал эту заметку, знал далеко не все части эпопеи Пруста, в лучшем случае три из семи. Обратим также внимание на приписанное Прусту „изящество стиля“. Наделе Пруст стилистом, по крайней мере в духе Флобера, не был: для него важнее стилистических изысков была содержательная сторона его произведений, и та огромная правка в рукописях, о которой принято говорить, указывает не на поиски точного, единственно возможного слова, а на стремление подробнее и шире передать мысль, добавить новые штрихи к нарисованной картине, даже создать новые эпизоды и тем самым не сжать, а развернуть повествование».
В том же 1923 году Луначарский написал статью «Смерть Марселя Пруста», которая, к сожалению, не была опубликована.