Луна и солнце

— Уходите! — велел Лоррен. — Пусть наставит себе синяков сколько душе угодно, лишь бы не вылезла из канала.

— Ей некуда идти, — вмешалась Мари-Жозеф. — И потом, она же не ходит, она умеет только плавать.

Мари-Жозеф склонилась над набережной канала, высматривая Шерзад. Месье Бурсен попытался к ней присоединиться, однако, встретив злобный взгляд Лоррена, поспешил ретироваться.

— Что ж, до полуночи, — напомнил он. — В полночь я явлюсь, и вы должны будете передать мне эту тварь.

— После полуночи!

— В одну минуту первого!

Бурсен тяжело забрался в повозку, усевшись рядом с рабочими на груду парусиновых люлек, сетей и багров, и уехал. Мари-Жозеф осталась наедине с Лорреном.

— Вас это утешает? — осведомился Лоррен, улыбаясь своей очаровательной улыбкой. — Неужели вы не испытываете ко мне благодарности за то, что я дал вашей питомице в последний раз почувствовать вкус свободы?

Мари-Жозеф в ярости вырвала у него руку:

— Вы не заслуживаете даже презрения! Моя подруга в смертельной опасности, а вы… вы…

Он беззаботно рассмеялся, глядя на ее вспышку:

— Не стоит оскорблять меня, мадемуазель. Может статься, когда-нибудь у вас не найдется иного защитника и покровителя, кроме меня.

Он вскочил на коня и небыстрым галопом ускакал. Поверхность Большого канала замерла, словно ничто никогда не нарушало водной глади.

Шерзад наслаждалась холодным чистым течением в своем новом обиталище. После стольких дней, проведенных в грязи и мути фонтана, ее не раздражала даже безвкусная пресная вода. Она напевала и посвистывала, прислушиваясь к контурам своего жилища, обнаруживая длинные острые края и правильные изгибы, отсутствие растений, кроме жалких водорослей: их спутанные стебли тянулись к поверхности, но их неумолимо срезали или выдергивали с корнем. Сверху в царство Шерзад вторгались кили небольших лодок.

Она вошла в слабое неясное течение, надеясь отыскать питающую его подводную реку.

Заши тихонько заржала.

Зели галопом подскакала к Мари-Жозеф. Кобыла остановилась, из-под копыт у нее полетел гравий; граф Люсьен соскользнул с седла. Когда он спешил, как сейчас, то казался неуклюжим. Неудивительно, что он предпочитал ездить верхом, неудивительно, что он не танцевал при дворе «короля-солнце», столь высоко ценившего изящество.

— Мадемуазель де ла Круа! — Он показал ей крохотную серебряную капсулу с посланием. — Это доставил почтовый голубь.

— Нашли корабль с сокровищами?

— Пока только место, которое описывала русалка, корабль еще нет.

— Не говорите Шерзад! — взмолилась Мари-Жозеф.

— Не буду.

Шерзад что-то прошептала ей.

— Почему ее выпустили из клетки?

— Его величество… По словам Лоррена, его величество повелел перевезти ее в Большой канал, чтобы она могла развлечь его гостей своими прыжками и трюками.

Граф Люсьен промолчал. Мари-Жозеф промолчала. Граф Люсьен отошел, уже не спеша, сильнее, чем обычно, как показалось Мари-Жозеф, опираясь на трость-шпагу. Она хотела позвать его, попросить вернуться и уверить в том, что это всего лишь минутный каприз его величества и что Лоррен просто оказался рядом и потому смог его выполнить.

Однако ей не пристало обнаруживать такую фамильярность и вторгаться в его мир, ведь она уже отвергла его условия.

Она встала на колени на берегу канала и притворилась радостной и безмятежной. Когда Шерзад вынырнула перед нею, Мари-Жозеф наклонилась и поцеловала ее в лоб.

Кожа у Шерзад стала какой-то странной, прохладнее и грубее на ощупь, чем обычно. Один коготь у нее был сломан, а плечо уродовала безобразная язва. Волосы ее казались спутанными и тусклыми, но глаза сияли диким, безудержным огнем.

— Шерзад, милая, что случилось, что не так?

Шерзад пропела ей, как пробралась сквозь железные решетки, выплыла из канала, отдалась на волю подводного течения, и оно вынесло ее на свободу, в океан.

— Дорогая моя, неужели ты думала, что Большой канал — это река? Нет, он всего-навсего соединен с акведуком. Не отчаивайся. Корабль найдет сокровища. Его величество сдержит обещание.

Мари-Жозеф дотронулась до воспаленной кожи у Шерзад на плече:

— Где ты поранилась?

Шерзад вздрогнула от боли и зарычала, жалуясь на грязь в фонтане.

— Граф Люсьен! — позвала она, надеясь остановить его прежде, чем он уедет.

Однако он не сел верхом на Зели. Обе лошади, без узды, пощипывали подстриженную траву возле Королевского бульвара. Граф Люсьен вышел из-за их спины, неся переметные сумы и свернутый ковер.

— Шерзад просит вас одолжить ей целебной мази, — молвила Мари-Жозеф. — Она поранилась.

Шерзад зарычала, отвергая мазь месье де Баатца.

— Эта мазь спасла мне жизнь! Только не лижи рану — так ты еще хуже сделаешь.

— Мазь кончилась, — сказал граф Люсьен. — Я послал в Бретань, к отцу, за очередной ее порцией.

Он разложил на траве красный персидский ковер.

— Морская женщина, я могу осмотреть твою рану?

Шерзад выскользнула из рук Мари-Жозеф и замерла совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

— Мои чары на нее не действуют, — посетовал Люсьен.

— Она испугана. Она в отчаянии. Она искушала их, граф Люсьен, она убеждала их выпустить ее в Большой канал, чтобы спастись. Как жаль, что это невозможно!