«Не стоило этого делать! Поторопилась! Не такого знака он просил. Дура. Он ведь еще не отошел от интрижки с Наташей, совесть мучает его, он нестабилен, а ты полезла со своим поцелуем! Сейчас даже самые обычные вещи могут вызвать у него нездоровые реакции. А что сотворила ты? На что ты надеялась? Он должен был сам сделать этот шаг, когда будет готов. Он не до конца разобрался в себе – грань между плохими и злыми поступками все еще колеблется внутри него. И ты все это знаешь, видишь в его глазах, и – все равно – берешь и целуешь его. Дура! Ты оттолкнула его еще сильнее, чем если бы прогнала из дома. Из минуса сразу в плюс. Слишком контрастное поведение отпугивает мужчин… НО – ладно. Посмотрим. Пусть разберется в себе. Пусть подумает, что значит для него этот поцелуй. У него есть время. Думай, Илья. Теперь я подожду. Если я действительно так сильно важна тебе, то ты сделаешь правильные выводы. И обязательно вернешься».
Глава 22. Пластилин и просветление
Сердце человеческое – пластилин. Оно может сделаться камнем, немного полежав на холоде, но всегда, всегда оттает, если температура повысится. Такова природа пластилина – вечная изменчивость формы. Так же и наше сердце. Как бы оно ни черствело, какой бы толстой коркой ни покрывалось, а в итоге всегда размягчается. И нет в этом лицемерия, лжи и притворства. Это закономерно. Это самая естественная вещь на свете.
Друзья легко становятся любовниками. Возлюбленные – врагами или, напротив, приятелями. Тот, кто не обнаруживал в себе способности любить – влюбляется до безумства. А тот, кто всегда любил без меры – неожиданно перегорает, остывает. Можно любить и вдруг возненавидеть. Можно привязаться, и вдруг – оттолкнуть. И это нормально. Это наша жизнь.
Довольно уже разграничивать страсть и любовь, плоть и дух, влечение и восхищение… Обособление понятий вызывает лишь путаницу, но никак не определенность. Наше стремление все дифференцировать, разложить по полкам – это наше проклятие. Нельзя разделять двойственное целое именно в силу противоположности входящих в него частей. Они не противопоставлены, а взаимодополняемы.
Сердце меняет направление своей привязанности в два счета, иногда – по щелчку пальца, иногда – в силу специфических обстоятельств или целого ряда событий. Люди есть люди. Никто не управляет этим, никто не умеет предсказать. Не может человек всю свою жизнь одинаково любить другого человека. Любое чувство, а особенно – самое сильное, претерпевает метаморфозы с течением времени.
Не одна лишь физиология управляет этими процессами. Статичность чувства противоречит природе человеческого духа, который обязан меняться, обновляться, а будучи в застое, начнет страдать и заставит страдать человека. Чтобы жить полноценно, нам необходимо новое. Всегда. Поэтому измена – не одно лишь влечение плоти. Зачастую это еще и влечение духа, жаждущего сменить предмет любви, обновиться, переродиться, как феникс, чтобы начать свой цикл заново.
Степа подбежал к сестре, когда она мыла кастрюлю из-под супа, засучив рукава до локтей. Волосы мальчика были взъерошены, глаза блестели.
– Лена, Лена!
– Что случилось у тебя уже?
– Знаешь, я ТАКОЕ придумал!
– Неужели?
– Да! Тебе понравится! Это просто гениально!
– Ума не приложу, с чем это может быть связано. Но я слушаю тебя.
– Я знаю, где нам взять денег!
– Что? Сколько?
– Несколько тысяч!
– Конкретнее, коллега.
– Пять тысяч, Лена! – и мальчик подпрыгнул от переизбытка энергии, махнув руками.
Лена подняла руку в пене и вытерла лоб.
– Ладно, выкладывай, бизнесмен.
– Хочу кое-что продать. Одну ненужную вещь.
– Очень интересно, что это и действительно ли ненужно.
– Ненужно! Точно! Я им уже сто лет не пользуюсь. И не буду. Не хочу! Я его продам! У меня как раз одноклассник себе такой хочет! Мы уже с ним договорились! И его родители не против! Правда ведь я молодец, Лен?
– Да погоди ты. Что ты хочешь продать-то?
– Как это – что? Я думал, ты уже догадалась. Мой скоростной горный велосипед!
– Что еще за велосипед? – скептически нахмурилась Лена.
– Ты что, не помнишь? Я его выиграл года два назад на соревнованиях!
– А-а-а-а,
– Да в гараже валяется. Среди хлама. Только его это… ну, починить надо немного.
– О, боже. И что с ним?