После ужина все разделились. Полина и Ксения остались сидеть на кухне. Они переговаривались между собой на вполне известную тему. Ксения выпивала. Илья, Глеб и Лунь отправились в зал, уселись на полу и собирали паззл. Вторую часть вечера они провели гораздо более весело, чем за праздничным столом.
– Что ж, думаю, мне пора, – ближе к десяти сказала Лена. – Дома меня тоже ждет свой мальчуган. Я не могу оставлять его одного надолго, хоть он и постарше тебя, Глебка.
– У тебя есть брат?
– Да. Его зовут Степа. Может быть, вы познакомитесь как-нибудь.
Илья Алексеевич был в хорошем расположении духа. Празднование, пусть и испорченное, подошло к концу. Полина вызвала себе такси, а Лунь, за неимением лишних денег, пошла домой пешком. Город был тих, и Лене доставляло какое-то особое удовольствие прислушиваться к этой тишине, проходя мимо спящих припаркованных машин. Небо будто подсвечивали розовым фонарем – такой оттенок над головой бывает перед осадками.
По пути Лена думала об Илье. Представляла, как он сообщит жене, что решил развестись и уйти к ней, к Лене. Иными словами, грезила счастливым будущим, которое, как ей казалось, не за горами.
Через время ее нагнал Илья.
– Лунь, Лунь! – окликнул он ее, подбегая сзади.
– А, это Вы, Илья Алексеевич! Что случилось? Я что-то забыла?
Сердце Луни полнилось романтических предчувствий.
– Нет, Вы ничего не забыли. Я пошел проводить Вас, потому что… в общем, у меня возникло нехорошее предчувствие. Я убирал со стола и вдруг понял, что зря отпустил Вас одну. Давайте я Вас провожу.
– Давайте!
Лунь испытывала невыразимое желание прижаться к Илье, поцеловать его, признаться во всех своих чувствах, но хорошо знала, что время еще не пришло, а потому оставалась той милой, доброй и стеснительной девушкой, которую Илья привык видеть.
Они говорили о вечере, о чем же еще они могли говорить, оказавшись наедине. Вилин извинялся за поведение жены и даже пытался оправдать ее, что Лене не очень-то понравилось.
– Такой уж у нее характер, Лунь. Я давно к нему привык. Она не самый плохой человек, просто не любит посторонних. Ей нужно время, чтобы принять Вас. Она ревнует, потому что очень любит меня и не хочет ни с кем делить, поймите ее слабость…
В тот момент Лена поняла, что сильно ошибалась на счет взаимоотношений супругов. Они оказались более многогранны, чем ей виделось. И сразу же ей захотелось быть холодной и недосягаемой.
– Я выражаю свое искреннее сожаление в том, что предоставила неудобства Вашей жене. Если бы Вы не настояли, я бы немедленно ушла оттуда. Нет. Я бы даже не явилась туда без Вашего настояния. У меня нет больше ни малейшего желания находиться в доме, где мне не рады.
Это была уловка, и Илья быстро в нее попал.
– Ну что Вы, Лунь! – горячо заговорил мужчина. – Не говорите так, я Вас не узнаю. Клянусь, я все улажу с женой. Ведь я всегда так рад Вас видеть у себя, Лунь! Это – мой дом, я – хозяин, и неужели Вам мало того, что я один всегда готов Вас принять?
– Мне этого более чем достаточно, – ответила Лунь, радуясь, что темнота скрывает ее улыбку. Это была улыбка победителя.
– Уверяю Вас, пройдет время, и вы с Ксюшей поладите, станете близким другом семьи.
Едва обрадовавшись, Лунь ощутила укол разочарования. Она не хотела быть другом этой семьи, она надеялась стать ее врагом, разрушителем. Но Илья по-прежнему в упор не видел ее чувств. Вилин, тем временем, продолжал.
– Ее ревность беспочвенна, и скоро она сама это поймет, вот увидите.
Скрежет в сердце заставил Лену стиснуть зубы. «Плевать, что он говорит сейчас. Плевать! Я не опущу руки, нет. Ни за что. Как больно, как же больно… Я добьюсь его во что бы то ни стало. Он мне нужнее, чем кому-либо».
Доведя Лунь до дома, Илья быстро ушел, пошутив, что Ксюша еще должна устроить ему скандал, поэтому ему надо поскорее возвращаться, а потом и сына укладывать – тоже нужно время. Он не обнял ее на прощание, не пожал руку, просто ушел. Лунь смотрела ему вслед, и от обиды у нее подгибались ноги.
Кое-как она зашла домой, проверила брата – тот спал. Затем подошла к зеркалу и долго смотрела на свое лицо с чувством искреннего презрения. Безразличие Ильи заставляло ее ненавидеть себя и свою внешность. Эта боль сводила с ума, и в сердцах Лена ударила свое отражение. Зеркало разбилось и осыпалось. По ладони потекла кровь. Озлобленная, Лена туго перетянула ее бинтом, заплакала и села за стол. Раскрыв тетрадь, она записала только одно слово: «НЕНАВИЖУ».
Глава 15. Наставления и непослушание