Лунь

– А ты что, собрался отправить меня лечиться? А? И хату мою под шумок заиметь? А ты – вместе с ним, да? Здорово вы придумали. Договоритесь там с врачом, он мне вколет чего-нибудь, и моей рукой дарственную подпишете? Знаю я, как это все делают. Только вот я хитрее вас буду. Дом я вам не отдам. А захочу – вообще продам, и вы отсюда пойдете на все четыре стороны! – злорадствовала мать, чуть ли не кривляясь.

Лунь поднялась над столом. Веко у нее подрагивало. Валентина и Илья подняли на нее головы.

– Пришла Степу проведать? – процедила девушка, и в конце каждой фразы ей так хотелось прибавить обращение вроде «сука» или «мразь», но при Илье она не стала. – Любишь его, типа, да? Любишь сыночка? Ой, вы только посмотрите на нее! Возвращение блудной матери! Раскаяние грешника! Актриса! А мне вот надоело тебя прикрывать все эти годы! Я пойду в органы опеки и добьюсь, чтобы тебя лишили родительских прав! Сильно стараться не нужно будет. А Степа останется с нами, и я позабочусь о том, чтобы ты его больше никогда не увидела. Знаешь, я уверена, он даже не расстроится. Ведь он ненавидит тебя за все, что ты делаешь. Ты разрушила детство мне – разрушаешь и ему!

– Гадина!

Валентина бросилась на дочь, вытянув руки и оскалившись. Лунь вздрогнула, отшатнулась. Илья ловко перехватил женщину, не позволив и пальцем коснуться девушки. Скорости его реакции можно было только позавидовать.

– Пусти меня, урод! – вырывалась мать. – Никогда тебя не любила, гадина!

– Я это знаю, – спокойно ответила Лунь. – Я это всегда знала. И не думай, что сумеешь меня этим удивить или обидеть. Я тебя тоже никогда не любила, – девушка развела руками и попыталась улыбнуться. Ей стало гораздо легче оттого, что она высказала это вслух.

– Ты такое же ничтожество, как и твой отец, – плюнула Валентина, вырвалась и отошла к двери. Вилин встал так, чтобы Лена оказалась за его спиной.

– Я его даже не знаю, потому что он не сумел тебя вынести и сбежал, – бросила Лунь.

– Этого дома вам не видать, – завила мать на прощание и скрылась.

Вилин повернулся и поддержал девушку, которая, казалось, еле стоит на ногах.

– Ты как?

Лена держала у лица дрожащие ладони. Пальцы ходили ходуном.

– И т-так – было всегда, – заговорила она, будто у нее во рту было что-то большое и обжигающе холодное, и язык шевелился еле-еле, и немели десны. – Так. Было. Всегда. Она меня. Не. На. Ви. Де. Ла. Все детство твердила мне это! И я сама себя за это ненавидела! Я думала: что я за дочь, раз меня не любит родная мать, а отец вообще бросил? А оказывается, столько лет спустя я это понимаю, оказывается, дело было вовсе не во мне, дело было в ней! Она считала, что отец бросил ее из-за меня. И всю жизнь ей портила я, я – кирпич на шее, ребенок! Думаешь, мы ей нужны? Ладно я, со мною ясно. Думаешь, ей нужен Степа? Да никто ей не нужен. Если бы мы оба просто пропали, она бы быстро о нас забыла. Даже обрадовалась. Она – конченая эгоистка.

Полчаса Вилин успокаивал Лену. У девушки случилось сильное нервное потрясение, и выйти из этого состояния судорог и холода во рту было не так просто. Илья Алексеевич был шокирован произошедшим. Почему у такой девушки – умной, доброй, заботливой, способной на настоящие чувства – такая мать и такая судьба? Жизнь слишком несправедлива.

А через неделю стало известно, что Валентина скончалась от внезапного инсульта. Мужик, у которого она жила, всячески открещивался от знакомства с покойной и вообще любой причастности к произошедшему. Илье и Луни пришлось хоронить ее за свой счет. Все кончилось быстро – на похороны некому было приходить.

Несмотря на свои сложные отношения с матерью, Лунь тяжело перенесла эту потерю. Она не плакала, но постоянно была будто не в себе, ее разум блуждал в лабиринтах воспоминаний и не мог найти обратной дороги. Илья видел и понимал, что все-таки Лена любила мать, и этот диссонанс его удивлял.

Они уже достаточно пожили вместе, чтобы Вилин выслушал множество историй из детства девушки. И тот случай, когда Лунь подралась в институте, был известен ему. Она пришла в ярость, когда кто-то оскорбил ее мать, прекрасно зная, что та заслуживает этих оскорблений. Как это объяснить? Лена всегда боялась и ненавидела мать. Так почему ей так тяжело далась весть о ее смерти? Почему по ночам она стала спать неспокойно, нашептывая что-то невнятное? Это приводило Илью в ступор, но он всеми силами старался облегчить ее горе, постоянно был рядом. Лунь стала задумчива и молчалива. Работу над романом пришлось приостановить.

Как-то раз они ехали в школу после работы, чтобы забрать Степу, и Лена вдруг спросила, повернув голову:

– Иль, я говорю по ночам?

Вилин на миг оторвал взгляд от дороги. Лицо Луни было обращено к нему и, казалось, не выражало никаких эмоций. Но это лишь казалось.

– Луна, я беспокоюсь о…

– Говорю, да?

– Да.

– Почему ты не рассказывал мне?

– Не знаю. Зачем? Ты и так плохо спишь. Тебе тяжело.

– Что я говорю?

Вилин вздохнул.

– Скажи, Иль, пожалуйста.

– Почему ты вдруг спросила об этом?

– Мне снится мама. И она говорит, что я виновата в ее смерти. И это правда, Иль. Я виновата…