- И я, а вы знаете, что я слышала. От Имельды на днях. Она корчилась от смеха на кухне, у жаровни для свинины так, что я подумала, что она сейчас кончится от смеха. Можно было приготовить быка за то время, пока я пыталась выбить из нее эту историю. Вроде, она шарашилась с двумя парнями и рассказала им о чудесном фокусе, который показал ей на своем инструменте какой-то Падрик. Они ей сказали, что такой фокус и они могут проделать. С их собственными инструментами. Имельда идет обратно к Падрику и говорит, ах, так это в общем и не фокус, раз ты проделывал это на своем инструменте и все в округе могут сделать то же самое, что и ты. А Падрик ей и говорит, этому не так легко научится, если просто смотреть, как это делает другой, а вся деревня, как раз, и не смотрела, как это делается. А когда я ее спросила, что же такое ей показал Падрик, что она знала, так она рассмеялась так, что до сих пор не может остановиться на кухне. Бросила даже чистить ведро картошки для сегодняшнего вечера. Говорит, каждый раз, как она об этом вспомнит, ее бьет конвульсия. Этот сплетник много раз крался за мной по полям до самого дома.
- Он хоть раз поймал тебя?
- Ни в жисть, я быстра как олень. Это не говорит о том, что я вообще неопытная. Я вам об этом как-нибудь расскажу. Я с таким нетерпением жду наших бесед за завтраком. Это вне моих обязанностей. Когда я только служанка.
- Неоплачиваемая.
- Я не жалуюсь. Не буду называть имен, но, могут сказать вам, что здесь происходит много такого, от чего сам дьявол позеленел бы от зависти.
Берусь сбоку за ребрышки Шарлен. Ее язычок пробегает по губам. Проделывая изумительный фокус с моим инструментом. Поднос переворачивается. Чашка опрокидывается. Она сидит, неподвижно держа перед собой на коленях покрасневшие ручки, которыми она таскает ведрами воду, моет полы, заправляет мою постель, потрошит кур. На свое несчастье раскудахтавшись в замке. Где мне как-то пришлось стремглав выскакивать из хозяйственного коридора, пролететь через библиотеку и вскарабкаться вверх по книжным полкам. Преследуемый клацаньем огромных серых челюстей голодного Элмера. Ее поймала Шарлен. И сказала, если вы ее зарежете, я ее вам приготовлю. И вот я стою во дворе, прижимая эту живность в перьях к груди около бочки с дождевой водой и, отворачивая голову, сую ее туда. Топить курицу - это круто. Она выскакивала из воды, вереща без умолку. Ко мне, смеясь, подскочила Шарлен, схватила бедную запуганную мокрую птицу за ножки, шлеп ее головой о чурбан и одним взмахом ножа отсекла ей голову. Кровь так и брызнула из ее шеи, а она забила крыльями о брусчатку. Я едва сдержал себя, прикрыв глаза рукой. Следующим утром во время завтрака Шарлен говорила отрывисто и только по делу. Пока я ей не сказал, что я куриц не убиваю. Мягкая улыбка мелькнула на ее лице, ресницы ее глаз затрепетали и мне захотелось коснуться голубой жилки на ее шее. Вот и сейчас она сидит здесь, глаза опущены, моя рука пробирается вверх у нее под свитером. Под эти мягкие белые штучки с твердыми маленькими наконечниками под плотной шерстью.
- Г-н Клементин, можно задать вам вопрос?
- Слушаю.
- Я вам нравлюсь?
- Да.
- Вы не против, если я задам личный вопрос?
- Нет.
- Вам Леди Макфаггер нравится? Я видела, как вы на нее пялились во время боя с быком. Я понимаю, что она аристократка и очень богата. И может иметь все, что захочет. А вы, наверное, слышали обо мне сплетни, не так ли?
- Я получил письмо.
- Обо мне, не так ли? Грязные, подлые свиньи. Что в нем было?
- Просто общего характера, об историческом характере окружающей местности. В нем, правда, упоминалось про распущенность нравственности животных в округе и что департамент сельского хозяйства этот вопрос рассматривает.