Вернемся к «Сокровенному сказанию». Время от времени там попадается оборот «стрелять костяными стрелами», причем иногда в качестве такой стрелы называется «томар». Томары – «зубилообразные» наконечники стрел, они бывают и железными тоже, в ряде случаев их боевое применение несомненно, но костяной томар – классическое оружие охотника на пушную дичь: «ушибающее», ударно-дробящее без повреждения ценной шкурки. Может быть, смысл фразы насчет «стрельбы костяными стрелами» (судя по контексту, имеющей явное отношение именно к ВОЕННОМУ делу, но абсолютно неясной, даже из контекста: современники, видимо, должны были понимать этот намек без разъяснений) удастся расшифровать по одному из постановлений, принятому на курултае в урочище Далань-Даба? Этот «исторический съезд» состоялся уже при хане Угэдэе, через семь лет после смерти Чингисхана, но проходил под лозунгом «Решения бессмертного вождя и учителя – в жизнь!».
Одно из зафиксированных там постановлений звучало так: «Если тысячник опередит темника, впереди ехавшего, то вслед по нему стрелять тупыми стрелами». Похоже, это что-то среднее между дисциплинарным наказанием за нарушение субординации и… средством управления на поле боя, позволяющим мгновенно «отозвать назад» командира, прежде времени рванувшегося в атаку. Нечто вроде команды «фальшстарт!», аналог в самом прямом смысле
(Впору соотнести это «стрелоуправление» с использованием свистящих стрел!)
Если прототип этого правила и в самом деле появился еще при Чингисхане [12], то налицо довольно гуманное (скорее, впрочем, прагматическое) отношение к нарушителям дисциплины. Нам как-то привычнее видеть в монгольской армии такое: «Чингис-кан приказал: ‹…› когда войска находятся на войне, то если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или двое, или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их также умерщвляют, а если из десяти попадают в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они также умерщвляются».
Это, правда, нам известно из «привходящего источника: со слов Джованни Плано Карпини, который ездил к монголам уже в 1246 г., при Батые и только что избранном великим ханом Гуюке… при дворе которого, между прочим, наблюдал использование тупых стрел как „дисциплинарного средства“ против нарушителей, рискнувших без разрешения приблизиться к великокняжеским аппартаментам: „…Если кто-нибудь подходил к шатру за назначенные границы, то его подвергали бичеванию, если хватали; если же он бежал, то в него пускали стрелу без железного наконечника“.»
Данные о военном искусстве, оружии и тактике монголов Карпини собирал очень тщательно. Но на монгольских аналогах военных трибуналов ему присутствовать явно не пришлось (вся его поездка проходила по территории глубокого тыла и в относительно мирное время) – и, похоже, тут он «округлил» в наиболее страшную сторону рассказы переводчиков. Пожалуй, то, что ему довелось видеть собственными глазами, скорее подтверждает: в монгольском войске дисциплина поддерживалась при помощи не таких уж свирепых мер. Другое дело, что это не мешало совершенно бесчеловечному (хотя при этом, возможно, даже беззлобному) отношению ко всем, кто