Лукавый взор

– Лучше бы ей ничего не знать – это слишком опасно.

– Если не скажете, я все равно узнаю! Убегу, буду искать Тибо! – Фрази была вне себя от беспокойства.

– Клянусь, что мы ничего не знаем о Тибо, – повторила Жюстина, прижимая к себе дочь. – Однако ранним утром, когда чуть забрезжил рассвет, в тот особняк привезли раненых.

– Раненых?! – изумилась Фрази. – Там решили устроить лазарет? В заброшенном особняке? Но ведь в Париже много госпиталей!

Отчим тяжело вздохнул:

– Не хотелось об этом тебе рассказывать, но придется, иначе ты можешь натворить глупостей. Я плохо спал этой ночью, проснулся, едва небо посветлело. Подошел к окну. И в это время около особняка появился фиакр. Кучер и еще какой-то человек вынесли оттуда трех окровавленных мужчин. В полумраке было видно, что они почти раздеты. На них не было даже рубах, только… – Мсье Филипп запнулся. – Только нижнее белье.

Фрази увидела, что мать слегка покраснела, да и ей самой стало неловко. При женщинах, тем более – при девочках о таких вещах считалось неприличным даже упоминать!

– Потом их перетащили в погреб, – продолжал отчим.

– В погреб Тибо? – удивилась Фрази. – Но зачем? Там ведь холодно. И кто эти люди? Почему они в крови и почему раздеты?

Отчим приложил палец к губам:

– Это тайна. Ты должна дать слово, что будешь молчать.

– Даю, даю! – выпалила Фрази. – Буду молчать, Deus testis est![79]

– Это раненые французские солдаты. Русские выбрасывают их из госпиталей, срывают с них повязки и сразу убивают. Или стреляют в них, или отрубают головы. Нашлись храбрецы, которые украдкой увозят бедных раненых героев и прячут их в заброшенных домах, – объяснил мсье Бовуар. – Один из таких храбрецов, как ни странно, – тот самый кучер, который вчера привез нас домой! Не зря он присматривался к этому особняку: искал место, где можно будет спрятать бедных раненых героев. А с кучером я столкнулся лицом к лицу, когда оделся и вышел на улицу. Хотел выяснить, что происходит.

– Русские выбрасывают раненых из госпиталей?! – ошеломленно перебила Фрази. – Русские убивают раненых?! Нет, не может быть!

Слезы так и хлынули из ее глаз.

Жюстина снова прижала дочь к себе:

– Я тоже не хочу верить! Но зачем этим людям врать, сама посуди?

– Мы враги русских, – угрюмо проговорил отчим. – Мы сожгли Москву, мы разорили их страну. Их император добр и великодушен, но солдаты – они затаили злобу против нас, они будут мстить. Я их понимаю… они ведь дикие казаки! От них всего можно ждать!

– Нет, – задыхаясь от слез, прошептала Фрази. – Вчера меня спас Дер-жа-вин… Он не дикий казак! Этого не может быть!

Она рыдала и никак не могла успокоиться. Мать плакала вместе с ней.

– Но в самом деле, – всхлипнула Жюстина. – Как же эти бедные раненые там, в холодном погребе? И кто за ними будет ухаживать?

– Я предлагал помощь кучеру, – сказал Филипп. – Но он ответил, что справится сам, что у него есть помощник. Умолял меня молчать и даже не подходить к особняку, чтобы не навести озверевших русских на след.

– Боже мой, какой все это ужас! – вздохнула Жюстина, ставя перед дочерью тарелку с вареными бобами.

Фрази знала, что они невкусные, пресные, потому что в доме не было соли. Но в тарелку падают ее слезы… наверное, бобы теперь соленые…

Она отвернулась с отвращением и просто попила воды.

Отчим и мать взяли две корзинки и собрались идти на рынок, но неизвестно, смогут они что-то купить или на обед опять придется есть бобы.

– Надеюсь, что теперь, когда в Париже больше не стреляют, крестьяне не будут бояться привозить продукты, – невесело проговорил отчим.

Жюстин вздохнула.

Фрази знала, что отчим думает не о продуктах. И Жюстина вздыхает не от того, что не может дать дочке ее любимый прованский мед и свежий хлеб с маслом. И сама Фрази плачет не оттого, что ее уже тошнит от пресных бобов, а оттого, что в погребе особняка лежат раненые французские солдаты, которых русские – русские! – выбросили на улицу.

Родители ушли, а Фрази уныло побрела наверх, в свою комнату. Застелила постель и подошла к окну. Слова матери эхом отдавались в ушах: «В это просто невозможно поверить!»

Она вышла в сад. Присела на корточки, рассматривая маргаритки и примулы, но то и дело оглядывалась на серый особняк.

Фиакра ни на улице, ни во дворе не было.

«Неужели раненых оставили в погребе? Там ужасно холодно! И нет приличной постели. Тибо спал на соломе, укрывался старой дырявой периной, из которой так и лезло перо, но он привык, а для раненых этого мало. Наверное, мама не будет сердиться, если я возьму свою перину и отдам этим несчастным. Конечно, может быть, их перенесли в комнаты, но и там теплая перина не помешает!»

Она повернула было к дому, как вдруг услышала тихий свист.

Обернулась и увидела Тибо, который, по своему обыкновению, перемахнул через ограду, даже не попытавшись открыть калитку.

– Наконец-то ты появился! – вскричала Фрази. – Я так за тебя боялась! Где ты был?!