Они подъехали к роскошному магазину. До закрытия оставались считанные минуты, но Рашу здесь обрадовались так, словно ради него все готовы были задержаться на работе до утра. Он предложил Эмили походить по залам, а сам уединился с мадам Риволи, владелицей магазина.
– Будем делать из Золушки принцессу? – она улыбнулась ему как старому приятелю или даже больше, чем приятелю.
Он покачал головой:
– Я хочу, чтобы ты отнеслась к этому серьезно.
– Ко всем твоим увлечениям я отношусь серьезно. Итак, я тебя слушаю.
– Полный гардероб на семь дней.
– Ого.
– Сан-Франциско. Потом Лос-Анджелес. Темы я, кажется, придумал.
Мадам Риволи вызвала трех девушек и раскрыла блокнот, приготовившись записывать.
– Я, правда, не уверен, что у вас есть все необходимое.
– Месье? – поза мадам Риволи выражала терпеливое ожидание.
– Хорошо, начнем. Мы сходим по трапу, на ней ситцевое платье в русском стиле, руки обнажены, и легкие туфельки… лапоточки. – Забыв о цели своего прихода, он фантазировал дальше. – Мы с ней садимся в машину, и тут Майк мне выдает: «Ну ты и задница? Нет бы раньше предупредить!» А я ему: «Можно подумать, ты отменил бы съемки, старый хрыч!» А он мне: «Из-за тебя, сукин ты сын, конечно, нет, а вот из-за прекрасной незнакомки…» – «Прекрасную незнакомку, – отвечаю, – зовут Эмили. Признаться, от имени я не в восторге… в отличие от всего остального». Тут Майк тихо хрюкает. Мы уже в районе Кастро, в квартале «голубых». Эмили прилипла к стеклу, и Майк своим козлиным тенором поет: «Сан-Франциско всем очень нравится. Здесь бабы – атлеты, мужчины – красавицы!»
– Значит, остановимся на платье в русском стиле, – мадам Риволи выразительно посмотрела на продавщицу, стоявшую с разинутым ртом.
– Да, мадам, – пролепетала та.
Риволи сделала пометку в своем блокноте и подняла на Раша вопросительный взгляд.
– На океанском побережье я вижу ее в прозрачном совершенно свободном шифоновом платье в крупных ярких цветах. Белая шляпа с лентой. Плетеные сандалии.
Мадам Риволи глазами отправила вторую девушку. Эмили, с которой сразу сняли все мерки, ничего ей не объясняя, с озадаченным видом бродила по пустым залам.
– Теперь «Алькатрас».
– Для тюрьмы отдельный туалет?
– Монашеское одеяние, – уточнил Раш. – Она проходит мимо камер и для каждого заключенного находит слова утешения. «Птичнику» Страуду рассказывает о канарейках, отвлекает Аль Капоне от мрачных мыслей о сифилисе…
– Ее примут за сумасшедшую.
– Главное, чтобы она была безукоризненно одета.
Третья девушка исчезла. Мадам Риволи покачала головой:
– Зачем тебе это нужно?
– Это нужно ей.
– Ты решил стать филантропом?
– Я решил стать истинным католиком, – Раш молитвенно сложил ладони и закатил глаза к потолку.
Их тет-а-тет нарушила первая девушка, державшая платье в русском стиле. Раш одобрительно кивнул.
– Гвоздь программы – мужской клуб. Мы приходим, одетые как два близнеца: брюки в полоску, блейзер, белый пикейный жилет, черные лакированные туфли. Я заставил ее напомадить волосы и собственноручно наклеил ей светлые усики. Все продумано до последней детали. И тем не менее швейцар, что-то унюхав, готов преградить ей путь. «А это мистер Ян Раш-младший», – опережаю я его, и мы небрежно проходим. После изысканного обеда папаша Раш приглашает любимого сына на танец…