У неё доброе улыбающееся лицо, смеющиеся глаза. Когда мне было плохо, я приходил к ней, мы просто разговаривали, и мне становилось намного лучше. Она всегда поддерживала меня, переживала мои огорчения сильнее, чем я, и больше меня радовалась моим успехам…
Я скинул с себя это наваждение, образ женщины с далеко не увядшей красотой…
– Отец, – я сглотнул тугой комок слюны, – пожалуйста, расскажи, как всё произошло на самом деле.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Анатолий?
– Папа… Я могу тебя называть моим отцом?
– Публично – нет, но здесь мы одни.
– Папа, не задавай мне, пожалуйста, вопросов… Просто отвечай на мои. В последнее время я стал сам не свой, в голове всё перепуталось, а я должен разложить всё по полочкам… Почему мой брат убил этих несчастных?
– Несчастных? – в голосе отца проснулась ненависть. – Это были наёмные убийцы, подосланные Голицыными. Разумеется, с подачи Остерманов. Эти фамилии давно ненавидят нас и делают всё, чтобы окончательно втоптать в землю. Валерий, твой брат – последняя надежда нашей семьи. Он делает большие успехи в бизнесе и политике, простолюдины любят его…
Другими словами, мой братик – популист. Знакомо до омерзения.
– И тогда наши враги решили убить его, – продолжил отец. – Валерия заманили в ловушку, якобы прочитать лекцию в закрытом клубе. Он часто так делает, его речи пользуются спросом у публики. Когда он приехал, на него напали. Напали не просто так, а с целью убить. Защищаясь, он применил магию. К сожалению, киллеры погибли все до одного. Свидетелей произошедшего не осталось, доказать, что это была самооборона, он бы не смог. Тем более, убийцы оказались как на подбор – сплошь отставные унтера, половина с боевыми наградами. Следствие с самого начала было бы пристрастным, учитывая, как много у нас врагов в высших эшелонах власти. Валерий сначала хотел сдаться на милость судьбы, но ты принял решение взять вину на себя и заявил, что приехал тогда, вместо брата.
Собеседник немного помолчал.
– Приговор оказался очень суров. Я попробовал попасть на аудиенцию к его величеству. Хотел упасть к его ногам и молить, чтобы тебя помиловали, ведь это в его власти. Но во дворе мне сказали, что император слишком занят и, что нет смысла искать случай, чтобы с ним встретиться.
С одной стороны, это меняло дело. Я был рад, что мой брат – не Джек Потрошитель, убивающий невинных направо и налево. С другой, мне предстояло сидеть и сидеть, так что повода для оптимизма не имелось.
Саднило же меня сейчас другое.
– Почему ты отказался от меня, папа?
Действительно, после всего такого, в семье на меня молиться должны, а тут прямо как в тридцатые годы: дети отрекаются от отцов, отцы от детей.
– Мне намекнули в Сенате, что в противном случае, следователь не станет закрывать глаза на некоторые несостыковки, и тогда на скамье подсудимых окажетесь вы оба: Валерий за убийство, а ты за дачу ложных показаний. Мать бы не пережила такого удара, а фамилия Ланских была бы окончательно смешана с грязью. Если хочешь, я буду просить у тебя прощения, сын мой, – Он задумчиво наморщил лоб и посмотрел так, словно на мне было что-то написано.
– Словами делу не поможешь, – изрёк банальность я, вот только сейчас эта фраза отнюдь не казалась мне избитой.
Слова действительно были тут бесполезны.
– Если у меня какие-то шансы на УДО… то есть на досрочное освобождение? – поправился я. – Допустим, я стану примерно себя вести и всё такое…
– Примерное поведение не уменьшит твоего срока, – отрицательно помотал головой Ланской.
– То есть, мне придётся гнить в тюрьме четверть века, – приуныл я.
Перспектива так себе. Если сейчас мне… ну лет восемнадцать, на свободу с чистой совестью выйду в сорок три года. Не сказать, что преклонный возраст, однако лучшее время жизни провести в тюрьме… Бррр!
Долбануть башкой об стенку, чтобы раз и навсегда? А вдруг перекинет в другой мир, а там будет ещё большая жопа? Что-то стрёмно рисковать, да и не в моей натуре самоубиваться и поднимать лапки кверху.
– Правда, есть один способ скостить срок, – произнёс собеседник.
Если бы я был кроликом, приподнял бы сейчас уши и насторожился. Отсидеть меньше, чем тебе впаяли – это несомненно позитивная хрень, однако, судя по выражению лица Ланского-старшего, сейчас он скажет «но», и за этим последует нечто такое, чего делать точно не захочется.
– Ты можешь подать прошение о том, чтобы пойти служить в батальон смертников, – выдал внезапно отец.
– Батальон кого? – захлопал глазами я.
Ланской-старший пояснил как для несмышлёныша:
– На самом деле это отдельный его императорского величества батальон особого назначения, но все прекрасно знают, что немногие доживают до конца пятилетнего контракта. Поэтому часть в народе так и зовут – батальон смертников. Служить туда не рвутся, поэтому государь разрешил принимать преступников. Тем счастливчикам, – отец горько усмехнулся, – котором повезёт выслужить все пять лет и при этом остаться в живых, даруется помилование. Особо отличившиеся могут получить личное дворянство.