Лучшие мысли и изречения древних в одном томе

Нельзя ценить его труды ниже потому, что он наш современник. Если бы он славен был среди людей, которых мы никогда не видели, мы разыскивали бы не только его книги, но и его изображения, но он живет в наше время, он нам уже надоел, и слава его тускнеет. Неправильно и зло не восхищаться человеком, достойным восхищения, потому что тебе довелось его видеть, с ним разговаривать, его слышать.

Письма, I, 16, 7–9

[Будет] предательством [в судебной речи] бегло и кратко коснуться того, что следует втолковывать, вбивать, повторять. Для большинства в длинном рассуждении есть нечто внушительное, весомое; меч входит в тело не от удара, а более от нажима: так и слово в душу.

Письма, I, 20, 1–3

Как со всем хорошим, так и с хорошей речью: она тем лучше, чем длиннее.

Письма, I, 20, 4

Одна и та же речь может, правда, показаться хорошей, когда ее произносят, и плохой, когда ее читают, но невозможно, чтобы речь, хорошо написанная, оказалась плоха при слушании.

Письма, I, 20, 9

Каждому милы его собственные измышления, и если кто-то другой скажет то же самое, что он предполагал, то для него это уже сильнейший довод.

Письма, I, 20, 13

Как-то Регул, с которым мы защищали одно и то же дело, сказал мне: «по-твоему, надо исследовать все, относящееся к делу, а я сразу вижу, где горло, и за него и хватаю». Он, конечно, хватал то, на что нацелился, но в выборе цели ошибался часто. Ему ‹…› случалось принять за горло колено или пятку.

Письма, I, 20, 14–15

В плохой покупке всегда каешься, потому особенно, что это укор хозяину в его глупости.

Письма, I, 24, 2

Мнения ведь подсчитывают, не взвешивают. ‹…› В самом равенстве столько неравенства! Разум не у всех одинаков, а права одинаковы.

Письма, II, 12, 5

Старая слава молодую любит. Так уж устроено: если ты не добавишь к старым услугам новых, прежних как не бывало.

Письма, III, 4, 6

Как бы ни были обязаны тебе люди, если ты им откажешь в чем-нибудь одном, они только и запомнят, что этот отказ.

Письма, III, 4, 6

Ничто так не выделяет свет, как тени.

Письма, III, 13, 4

Молвы боятся многие, совести – мало кто.

Письма, III, 20, 8

Люди больше ценят славу не великую, а широко разошедшуюся.

Письма, IV, 12, 7

Умный и тонкий читатель не должен сравнивать между собой произведения разных литературных видов, но, взвесив их в отдельности, не почитать худшим то, что в своем роде совершенство.

Письма, IV, 14, 7

Как в человеке, так и в государстве тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы.

Письма, IV, 22, 7

В этом ‹…› мире ‹…› нельзя ни в чем отчаиваться и нельзя ни на что полагаться.

Письма, IV, 24, 6

Хорошо и почтенно идти по стопам предков, если, конечно, они шли прямым путем.

Письма, V, 8, 5

Недоделанное – то же самое, что неначатое.

Письма, V, 8, 7

Несправедливо, конечно, но так уж повелось, что в зависимости от успеха или неудачи те же самые решения или признают хорошими, или осуждают как плохие. Поэтому обычно одни и те же поступки определяют как рвение и как тщеславие, как щедрость и как безумие.

Письма, V, 9, 7

Открытая рана боится прикосновения врачующей руки, потом терпит ее и, наконец, требует; так и свежая душевная боль отталкивает слова утешения и бежит от них, но затем их хочет и успокаивается от добрых, ласковых слов.

Письма, V, 16, 11

Лучше сказать лишнее, чем не сказать необходимого. А потом судить о том, что лишнее, ты можешь, только прослушав все.

Письма, VI, 2, 8–9

Я считаю счастливыми людей, которым боги дали или свершить подвиги, достойные записи, или написать книги, достойные чтения; к самым же счастливым тех, кому даровано и то и другое.

Письма, VI, 16, 3

То, что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика.

Письма, VII, 9, 2,

Следует читать много, но не многое.

Письма, VII, 9, 16,

Толпа от самой многочисленности своей приобретает некий большой коллективный здравый смысл, и те, у кого по отдельности рассудка мало, оказавшись все вместе, имеют его в изобилии.

Письма, VII, 17, 10

Никто не выслушивает порицаний терпеливее людей, больше всего заслуживающих похвал.

Письма, VII, 20, 1

Рабство прошлого времени повлекло за собой невежество и забвение в области многих благородных занятий, между прочим и в области сенатского права. ‹…› Поэтому возвращенная свобода застигла нас несведущими и неопытными; упоенные ее сладостью, мы вынуждены иногда раньше действовать, а затем уже узнавать.

Письма, VIII, 14, 2–3

Трудно не перезабыть сведений, которым нет применения.

Письма, VIII, 14, 3

Время кажется тем короче, чем оно счастливее.

Письма, VIII, 14, 10