Лучшее во мне

В Ориентал ехали молча. Тревога Аманды передавалась Доусону, и он почел за благо молчать, хотя руль в руках держал крепко.

У Аманды на нервной почве пересохло в горле. Лишь близкое присутствие Доусона помогало ей держаться. Ее мысли, хаотично сменяя одна другую, метались от воспоминаний к планам на будущее, чувствам и, наконец, тревоге. Погрузившись в них, она едва замечала, как они проезжали милю за милей.

Прибыв в Ориентал незадолго до полудня, они проехали вдоль причала, а через несколько миль уже свернули на дорогу, ведущую к дому. Аманда несколько отстраненно заметила, как Доусон напрягся и, склонившись к рулю, стал вглядываться в тянувшийся вдоль дороги лес.

Мало того, он напрягся и стал чрезвычайно осторожным. Его двоюродные братья, вдруг вспомнила Аманда. Машина замедлила ход, и на лице Доусона отразилось удивление.

Проследив за его взглядом, Аманда повернулась в сторону дома. И дом, и гараж выглядели точно так же. Их машины стояли на прежнем месте. Но когда Аманда увидела то, что уже заметил Доусон, она перестала что-либо чувствовать. Она так и знала, что все закончится этим.

Доусон остановил машину. Аманда повернулась к нему и коротко улыбнулась, пытаясь убедить его, что в состоянии справиться с этим сама.

— От нее три сообщения, — беспомощно пожала плечами Аманда, и Доусон кивнул, соглашаясь, что она должна справиться с этим сама. Глубоко вздохнув, Аманда открыла дверь и вышла из машины, совершенно не удивляясь тому, что мать выглядит так, будто наряжалась по какому-то особому случаю.

15

Доусон наблюдал, как Аманда направилась прямо к дому, оставляя матери возможность, если она того хочет, последовать за ней. Эвелин, по-видимому, растерялась. Она явно никогда раньше не бывала в доме Така, который подходящим местом для дам, разряженных в кремовые брючные костюмы и жемчуга, особенно после грозы, не назовешь. В замешательстве Эвелин взглянула на Доусона. Внимательно и невозмутимо, словно реагировать на его присутствие считала ниже собственного достоинства, она какое-то время смотрела на него.

В конце концов она развернулась и последовала за дочерью, которая к тому времени уже устроилась на крыльце в одном из кресел-качалок. Доусон включил передачу и медленно завел машину в гараж.

Выйдя из автомобиля, он прислонился к верстаку, откуда уже не мог видеть Аманду. Он и представить себе не мог, что можно сказать ее матери. Разглядывая гараж Така, Доусон вдруг вспомнил, что сказал Морган Тэннер, когда они с Амандой сидели у него в кабинете. По его словам, и Доусон, и Аманда узнают сами, когда придет время прочитать письма, оставленные им Таком. И Доусон вдруг понял: Так хотел, чтобы он прочитал его послание именно сейчас.

Возможно, Так предвидел, как будут развиваться события.

Достав из кармана конверт, Доусон развернул его и, скользнув пальцем по имени Така, увидел все тот же дрожащий неразборчивый почерк, которым было написано прочитанное им с Амандой послание. Перевернув, Доусон вскрыл конверт. В отличие от предыдущего это послание занимало всего страницу, исписанную с обеих сторон. В тишине гаража, который Доусон когда-то называл своим домом, он сосредоточенно начал читать.

«Доусон!

Не знаю, как по-другому начать это письмо, кроме того, что за долгие годы я хорошо узнал Аманду. Хочется верить, она не изменилась с тех пор, как я впервые ее увидел, хотя точно никто не может этого знать. Давно это было. Вы, как многие молодые, сторонились меня, замолкали, стоило мне появиться рядом с вами. Меня это, надо сказать, не задевало. Мы с Кларой в свое время вели себя так же. Не помню, слышал ли ее отец от меня до свадьбы хоть слово, но это другая история.

Все это к тому, что я на самом деле не знаю, какая Аманда была раньше, но какая она сейчас, знаю и понимаю, почему ты не смог ее забыть. Главное ее качество — это доброта. Она умеет любить и терпеть. При этом она очень умна и красива. Аманда самая красивая женщина их тех, что когда-либо гуляли по улицам этого города, — это точно. Однако я больше всего ценю в ней доброту — прожив долгую жизнь, я знаю, как редко она встречается.

Наверное, я ничего нового тебе не открыл. Но за последние несколько лет я стал относиться к ней как к дочери, а значит, мне придется говорить с тобой, как говорил бы ее отец, а отцы мало чего стоят, если не переживают за детей. Тем более за такую дочь, как она. Ты должен знать, что Аманде больно, и думаю, уже давно. Я заметил это, когда она впервые пришла навестить меня. Тогда я надеялся, что это пройдет. Но чем дальше, тем ей становилось хуже.