Лучшее прощение — месть

Это, однако, не может считаться рабочими отношениями, каковых не было и впоследствии, когда ты, например, напоминал моим клиентам о том, чтобы ускорить отправку в Турин купленного мною товара.

Ты занимался отправкой товара другим итальянским антикварам от парижских коллег. И если я позволял тебе делать это и для меня, то только с целью оказать тебе помощь и дать возможность вести достойный образ жизни.

Как бы ни были единичны такие случаи, ты всегда был при этом щедро вознагражден, хотя и это ни в коем случае не является рабочими отношениями.

Только в 1969 году ты согласился вернуться в Италию, поставив передо мной условие совместной деятельности в Риме. Все финансирование, однако, должно было осуществляться мною. На этих условиях мы и начали наши поиски, пока, наконец, не выбрали помещение по улице Кондотти, 25.

От этого нашего дела, как явствует из бухгалтерских книг за 2 года, я не имел никакого дохода. И только после моих настоятельных вопросов ты явился ко мне 3 января 1972 года и, со свойственной тебе непредсказуемостью, заявил о расторжении нашего договора на основании твоего голословного утверждения о недоходности нашего дела. Я поверил и согласился с тобой, не желая твоего разорения.

Теперь же, если ты и дальше намерен продолжать этот гнусный шантаж на основании выдуманной тобой совместной работы, я не колеблясь, обращусь в любую компетентную инстанцию, чтобы заявить о своих нарушенных правах.

С надеждой, что ты не вынудишь

меня на такой шаг и с самыми

лучшими пожеланиями

Самуэль Рубироза».

— Дорогой комиссар Ришоттани. Теперь вы можете составить себе более верное и точное мнение о человеческих качествах того, кого Анник называла «свиньей». По трем причинам: во-первых, Франческо никогда не просил у дяди каких-либо сведений о своем рождении. Но эта свинья — его дядюшка — нарочно пишет об этом, чтобы Франческо, вздумай он показать кому-нибудь это письмо, попал бы в глупое положение как человек, бесполезно настаивающий на чем-то и решивший, наконец, открыть всю правду; во-вторых, без сомнения, наученный хорошим адвокатом, Самуэль, утверждает, что между ними никогда не было рабочих отношений, тогда как все европейские антиквары прекрасно знали, что все покупки, более или менее тайно, оказывались на складах дяди: в-третьих, в письме заключался откровенный шантаж.

Короче говоря, ему сообщалось: ты и твоя мать всем обязаны нам, мы вам не обязаны ничем.

И что самое мерзкое: все это сообщается сорокалетнему человеку, посвятившему лучшие годы семье, которую он считал своей… «Ты не наш, даже если тебе и перепали кое-какие крохи. Для тебя и этого много».

Теперь представьте себя на месте Франческо. В сорок лет, с ребенком, который должен вот-вот родиться, остаться в одних подштанниках, да еще с сознанием, что ты своим трудом помог созданию огромного богатства семьи Рубироза.

Он только-только открыл маленькую галерею в Риме. Коллеги ставят ему палки в колеса. Конкуренция безжалостна. У Франческо нет капитала, чтобы устоять перед этим напором. Он обращается к адвокату, который признавая всю его человеческую правоту, не считает возможным утаить от него правду и объясняет ему, что в Италии, в отличие от Америки, нет соответствующих законов, которые защитили бы его с фактической и с моральной стороны.

Короче, в его положении нельзя требовать возмещения за моральный ущерб.

А в Америке и в Англии есть закон, вменяющий в обязанность проинформировать заинтересованное лицо, по достижении им совершеннолетия, о его подлинном происхождении.

Франческо впал в отчаяние и тяжело заболел. И вот, когда, казалось, все было потеряно, один богатый и старый антиквар из провинции предлагает ему свою помощь, поручив перепродажу своих товаров.

Со временем, войдя в дружеские отношения с Франческо, он тоже скажет ему, как и парижские коллеги: «Много же времени тебе понадобилось, чтобы понять, какая свинья твой дядюшка!»

Вы посмотрите, что получается. Семья для человека — это очень много. В сорок лет Франческо слышит: «Ты не наш и никогда им не был: наш мир тебе никогда не принадлежал».

Понятно, какая будет реакция. Франческо как с цепи сорвался. Ой решил завоевать мир, завладеть им и вознаградить себя за выпавшие ему унижения.

Опыт, приобретенный на международном рынке, и кредит, полученный от некоторых финансовых компаний, позволили ему в течение нескольких лет занять одно из ведущих мест среди антикваров. Но судьба его уже была предрешена. Горечь и ненависть до самой смерти будут его постоянными спутниками. Ритм его жизни станет головокружительным. Париж, Лондон, Нью-Йорк — все эти такие разные и такие далекие столицы мира искусства превратятся для него в соседние кварталы. Аэропорты всех стран мира в бесконечном калейдоскопе сменяют друг друга: Франческо кует свою удачу и огромную славу.

И я, и Анник пытались хоть немного придержать его, но безуспешно. Он постоянно повторял: «Я должен наверстать 20 лет жизни, украденных у меня этой туринской свиньей при молчаливом участии моей собственной матери, которая ничего не смогла понять».