Лучшее из "Молот и Болтер" (ЛП)

Возможно, нашим отличием был грех нашего отца, и возможно это был его триумф. Мне никто не давал права критически рассматривать историю восьмого легиона.

Всё-таки эти слова останутся со мной. Грехи отца. Эти слова сформировали мою жизнь.

Грехи моего отца отзываются эхом сквозь вечность как ересь. Тем не менее, грехи отца моего отца почитаются как первые акты божественности. Я не спрашиваю себя справедливо ли это. Ничто не справедливо. Это слово — миф. Меня не беспокоит, что справедливо и что правильно, а что несправедливо и неправильно. Эти концепции не существуют вне черепов тех, кто тратит жизнь в размышлениях.

Я спрашиваю себя ночь за ночью, если я заслуживаю мести.

Я посвящаю каждый удар моего сердца разрушению всего, что я однажды воздвиг. Помни это, помни это всегда: мой болтер и меч помогли выковать Империум. Я и такие как я — у нас есть больше прав, чем у кого-либо, разрушить больную империю человечества, потому что наша кровь, наши кости и наш пот построили её.

Посмотрите сейчас на её блестящих чемпионов. Астартес, которые обыскивают тёмные места вашей галактики. Орды хрупких смертных, взятых в рабство в имперскую гвардию и прикованных к службе Трону Лжи. Нет ни одной души среди них, которая бы была рождена, когда мои братья и я строили эту империю.

Заслужил ли я месть? Позвольте мне рассказать вам кое-что о мести — маленьком отростке Империума. Мои братья и я поклялись нашему умирающему отцу, что мы искупим великие грехи прошлого. Мы пустим кровь недостойной империи, которую мы построили, и очистим звёзды от инфекции ложного Императора.

Это больше не месть — это искупление.

Моё право разрушать — больше чем твоё право жить.

Помни это, когда мы придём за тобой.

Он — мальчик, стоящий над умирающим человеком.

Мальчик более удивлён, чем испуган. Его друг, который ещё не забирал жизни, оттаскивал его прочь. Он не сдвинется. Пока. Он не отводит взгляда от глаз истекающего кровью человека.

Владелец магазина умер.

Мальчик побежал.

Он — ребёнок, вскрытый машинами.

Хотя он спит, его тело дёргается, предавая болезненные сны и агонию не спящих нервов, когда они регистрируют хирургическую боль. Два сердца, мясистых и сверкающих, бьются в его вскрытой груди. Второй новый орган, меньший, чем новое сердце, изменит рост его костей, позволяя его скелету поглощать неестественные вещества на протяжении всей его жизни.

Не дрожащие руки, некоторые человеческие, некоторые аугметические, работают над телом ребёнка, разрезают и зашивают, внедряют и соединяют ткани. Мальчик дёрнулся снова, его глаза открылись на мгновение.

Бог в белой маске поворачивает свою голову к мальчику.

— Спи.

Мальчик пробует сопротивляться, но дремота хватает его успокаивающими когтями. Он по-чувствовал, всего лишь на мгновение, как будто он тонет в чёрных морях его родного мира.

Спи, сказал бог.

Он повинуется, потому что химикалии в его крови заставляет его сделать это.

Третий орган располагается в его груди недалеко от нового сердца. Так же как осмодула преобразует его кости, что бы они росли на новых веществах, бископея создаёт поток гормонов, питающих его мускулы.

Хирурги зашивают медицинские разрезы мальчика.

Сейчас ребёнок больше не человек. Ночная работа позаботилась об этом. Только время по-кажет, насколько другим станет мальчик.