Лучше подавать холодным

Когда погиб от стрелы старик Сазин, командиры Тысячи Мечей дружно выбрали капитан-генералом Коску. Монца с Бенной остались при нем. Монца разносила его приказы по командирам. Потом начала объяснять ему, какие приказы следует отдать. Потом сама начала их отдавать, покуда он валялся пьяным, от его имени. А потом уже и от собственного. И никто не возражал, поскольку распоряжалась она лучше, чем Коска, даже когда тот бывал трезв.

А трезв он бывал по мере того, как месяцы складывались в годы, все реже и реже. Приказы отдавал уже только в тавернах. Упражнялся только с бутылкой. И, когда Тысяча Мечей опустошала очередную часть страны и наступала пора двигаться дальше, Монца разыскивала его по всем тавернам, курильням и борделям и, найдя, тащила в лагерь на себе.

Ей это не доставляло ни малейшего удовольствия, как и Бенне, не отстававшему от сестры, но они многим были обязаны Коске, который взял их некогда под свое покровительство, поэтому она и продолжала с ним возиться. И когда в вечерних сумерках они, шатаясь – Коска под тяжестью выпитого, она под его тяжестью, – брели к лагерю, он шептал ей на ухо:

– Монца, Монца, что бы я без тебя делал?

Итак, месть

Цокали каблуками по начищенному до блеска полу начищенные до блеска кавалерийские сапоги генерала Ганмарка. Скрипели рядом башмаки управляющего герцогским двором. Передразнивало звук их торопливых шагов эхо, отражаясь от стен огромного пустого зала, где лениво кружились в солнечных лучах редкие пылинки. Лишь сапоги самого Шенкта, из мягкой кожи, грязные и изрядно поношенные, ступали совершенно бесшумно.

– Оказавшись в присутствии его превосходительства, – суетливо стрекотал управляющий, – вы приближаетесь к нему без неподобающей спешки, не глядя ни вправо, ни влево, а только под ноги, дабы не встретиться взглядом с его светлостью. Останавливаетесь на белой полосе ковра – не перед нею и не за ней, ни при каких обстоятельствах, а строго на ней. Затем встаете на колени…

– Я на колени не встаю, – сказал Шенкт.

Управляющий резко повернул к нему голову совершенно совиным движением.

– Исключение делается только для правителей иностранных держав! Все остальные…

– Я не встаю на колени.

Управляющий задохнулся было от возмущения, но его осадил Ганмарк:

– Ради всего святого! Убит сын и наследник герцога Орсо! Его светлость не станет порицать человека, не вставшего на колени, лишь бы тот помог свершиться мести. – Он повернулся к Шенкту: – Как вам будет удобней – хоть на коленях, хоть нет.

Стражники в белых мундирах развели перед ними скрещенные алебарды, давая пройти, и Ганмарк широко распахнул двустворчатые двери.

За ними оказался зал, устрашающе огромный, богато изукрашенный, величественный. Каким и подобает быть тронному залу самого могущественного лица Стирии. Но Шенкт видывал и залы побольше, и людей позначительней, поэтому трепета не испытал. По мозаичному полу тянулся вдаль красный ковер с белой полосой на одном конце. За ним возвышался помост, перед которым стояла дюжина стражников при полном вооружении. На помосте красовалось золотое кресло. В кресле восседал Орсо, великий герцог Талина. Весь в черном, и выражение лица его казалось еще мрачнее одеяния.

Перед Орсо и его свитой расположилась на коленях полукругом необычная, зловещего вида компания, состоявшая человек из шестидесяти, если не больше, всех рас и всех комплекций. Оружия ни при ком сейчас не было, но Шенкт не сомневался, что в иное время его у них хватает. Некоторых он даже знал в лицо. Бандиты. Наемные убийцы. Охотники за людьми. Представители его профессии, если, конечно, можно сказать, что у маляра и живописца одна профессия.