Сжимая в грязных руках обшарпанные инструменты, шаркая ногами по полу, все пятеро гуськом приблизились к столу. Один принялся почесывать пах. Другой – ковырять в носу барабанной палочкой.
– И кто вы такие? – вопросил Коска.
– Мы? Оркестр, – ответил тот, что стоял первым.
– И как ваш оркестр называется?
Они переглянулись.
– Никак. На кой это?
– Тогда – ваши собственные имена, если нетрудно. А еще – инструменты, которыми вы владеете, как музыканты и бойцы.
– Я – Солтер, – сказал первый. – С барабаном управляюсь и с булавой. – Откинул полу куртки, предъявил тусклый блеск железа. – С булавой – лучше, коли честно.
– Я – Морк, – представился следующий. – Труба и сабля.
– Олопин. Рожок и молот, – объявил третий.
– Тоже Олопин. Брат вот этому. – Четвертый ткнул большим пальцем в сторону третьего. – Скрипка и ножички. – Выметнул из рукавов пару длинных ножей, поиграл ими.
Последний, с перебитым носом, страшней которого Трясучка еще не видал, хотя ему случалось видеть сломанные носы, – сказал:
– Гурпи. Лютня и лютня.
– Ты бьешься лютней? – удивился Коска.
– Да запросто. – Тот изобразил, как наносит удар по голове, и, ухмыльнувшись, показал два ряда зубов цвета дерьма. – У меня топор в ней запрятан.
– А! Ну что ж, теперь сыграйте, ребятки. Хорошо бы что-нибудь веселенькое.
Трясучка не шибко разбирался в музыке, но даже он мог сказать, что оркестру этому далеко до совершенства. Барабан не попадал в ритм. Труба отчаянно хрипела. Лютня фальшивила – должно быть, из-за куска железа внутри. Коска, однако, закрыв глаза, кивал, словно никогда не слышал музыки слаще.
Через пару тактов он крикнул:
– Чудо, какие многоталанные ребятки! – Музыкальный тарарам начал заикаться и заглох. – Всех берем, платим за ночь сорок скелов каждому.
– Сорок… каждому? – разинул рот барабанщик.
– Плата по окончании. Но работа будет нелегкая. Драться придется наверняка, а, может быть, даже и играть. Ваша музыка станет последним, что услышат наши враги. Готовы на такой подвиг?
– За сорок скелов каждому? – Все пятеро разухмылялись. – А то. Конечно, господин. За этакие деньги на все готовы.
– Молодцы. Мы знаем, где вас искать.
Оркестр вышел вон.
– Жуткие уроды, – сказала Витари.
– Тем и хороша маскарадная пирушка, – ответил Коска. – Напялить шутовские костюмы, и кто там разглядит их рожи?
У Трясучки мысль доверить свою жизнь этой компании восторга не вызвала.
– Но игру-то услышат?
Коска фыркнул.
– В Дом Кардотти приходят не за музыкой.
– Может, надо было проверить, как они дерутся?
– Если так же, как играют, беспокоиться не о чем.
– Но играют они, как дерьмо!
– Как сумасшедшие. При удаче и дерутся так же.
– Но нам не…
– Вот уж каким тебя не считал, так это нервным. – Коска подмигнул Трясучке. – Не мешало бы тебе поучиться жизни, друг мой. Главное в достижении победы – натиск и кураж.
– Кураж?
– Безрассудство, – сказала Витари.
– Быстрота, – добавил Коска. – И умение поймать момент.
– И где они у нас? – спросил Трясучка у Витари. – Натиск и этот… как его…
– Если все пойдет по плану, Арио и Фоскар окажутся в своих номерах в одиночестве, и… – Она громко щелкнула пальцами. – Уже неважно будет, кто и как играет на лютне. Время истекает. Осталось четыре дня до того, как великие мира сего съедутся на совещание в Сипани. В идеальном мире я нашла бы людей получше. Но наш мир не таков.
Коска испустил тяжкий вздох.
– Это точно. Однако не будем падать духом – всего несколько секунд, и у нас уже есть пятеро человек! Мне бы сейчас стаканчик вина, и мы благополучно…
– Никакого вина, – прорычала Витари.
– До чего дошло – человеку уже и горло промочить нельзя. – Старый наемник придвинулся так близко, что Трясучка мог разглядеть каждую красную жилочку на его лице. – Жизнь – океан скорбей, мой друг… Входите!
Следующий едва протиснулся в складскую дверь, так он оказался огромен. Выше Трясучки на несколько пальцев и намного тяжелее. Массивный подбородок его покрывала густая щетина, голову венчала шапка седых кудрей, хотя с виду он еще не был стариком. Под громадными сапогами жалобно застонали половицы, когда верзила этот двинулся к столу, слегка ссутулившись, словно бы стесняясь своих гигантских размеров.
Коска присвистнул.
– Ну и великан!
– Нашла в таверне на Первом канале, – сказала Витари. – Пьян был как скотина, но гнать его оттуда боялись. По-стирийски, кажется, ни слова не знает.
Коска повернулся к Трясучке:
– Может, ты с ним побеседуешь? Как представитель северного братства?
Никакого особого братства там, среди пустынного пространства, покрытого снегами, Трясучка не помнил. Но попытаться стоило.
Давненько он не разговаривал на родном языке, и слова казались даже какими-то непривычными.
– Как тебя зовут, друг?
Великан, услышав северное наречие, вроде бы удивился.
– Седой. – И показал на свои кудри. – Они всегда были такого цвета.
– Что тебя сюда привело?
– Работу ищу.
– Какую?
– Да какую бы ни дали, пожалуй.
– А если это будет убийство?
– Оно, поди, и будет. Ты северянин?
– Да.
– А по виду – южанин.
Трясучка нахмурился. Одернул щегольские манжеты, потом и вовсе убрал руки под стол.
– Нет уж. Меня зовут Кол Трясучка.
Седой заморгал.