Лучше подавать холодным

— А вот тут наверху мой маленький домик вдали от дома. — Коска провел их по лестнице в подобие сарая из толстых брёвен, освещённое парой перемигивающихся ламп. В одной из стен был широкий проём, заходящее солнце отбрысывало с запада последний отблеск над тёмной, плоской равниной. Узкие окна выходили прямо на крепость. Один угол занимал штабель клетей, в другом располагалось кресло генерал-капитана. Возле него стоял покрытый кипой раскиданных карт, обгрызанных засахаренных фруктов, бутылок различной окраски и наполненности, столик. — Как бой?

Дружелюбный сидел поджав ноги, с костями промеж коленей. — Идёт.

Монза придвинулась к одному из узких оконцев. Уже почти ночь, и она едва могла различить хоть какие-то признаки штурма. Разве только случайную тень движения у крошечных бойниц, случайный отсверк металла в отсветах разбросанных по склону походных костров. Но она слышала. Неясные выкрики, приглушённые вопли, лязганье металла, что невнятно доносил ветерок.

Коска влез в потрёпанное генерал-капитанское кресло и плюхнул на стол ноги в грязных сапогах, звеня бутылками. — Нас четверо и все мы снова вместе! Прямо как в Доме Удовольствий Кардотти! Прямо как в галереях Сальера! Счастливые денёчки, да?

Был скрип и уффф спущенной катапульты и снаряд, вспыхнув, прошкворчал над головой и разбился о ближний бастион твердыни, взметая огненный вал, прочерчивая дуги сверкающих углей. Матовый сполох осветил лестницы у каменных блоков, ползущие по ним крохотные фигурки, короткий отсверк стали, затем всё опять померкло до черноты.

— По твоему сейчас уместны шуточки? — пробубнила Монза.

— Дурачиться лучше всего в тяжкие дни. Ты же не зажигаешь свечи в полдень?

Трясучка бросил мрачный взгляд вверх по склону в сторону Фонтезармо. — Ты серьёзно считаешь, что у тебя есть шанс взять те стены?

— Вон те? Ты что — псих? Они же одни из мощнейших в Стирии.

— Тогда зачем…

— Просто сидеть сложа руки — дурное дело. У них вдоволь еды, воды, оружия, и хуже того, верности. Они могут держаться там месяцами, в течение которых дочка Орсо, королева Союза, способна возобладать над своим нехочухой мужем и выслать подмогу. — Монза прикинула, не возымело ли разницу, что король узнал о предпочтении его женой женщин…

— И какой должен быть толк от созерцания валящихся со стен ваших людей? — Спросил Трясучка.

Коска пожал плечами. — Оно выматывает защитников, не даёт им роздыха, заставляет гадать откуда мы нападём и отвлекает внимание от прочих наших дел.

— Куча трупов ради того, чтобы отвлечь.

— Без них как следует не отвлечёшь.

— А как ты заставишь людей ради такого взбираться на лестницы?

— Старый Сазайнов способ.

— Чего?

Монза вспомнила, как Сазайн показывал новобранцам деньги, сложенные искрящимися стопками. — Коли стены падут, тысяча серебренников первому бойцу на забороле, по сотке каждому из десяти кто пробьётся следом.

— При условии, что они выживут, чтобы забрать награду, — добавил Коска. — Если задание невыполнимо, они её никогда не получат, а если всё ж выполнят — ты добьёшься невозможного за две тысячи серебренников. Это обеспечивает плотный поток целеустремлённых тел по лестницам и дарит добавочный выигрыш отсеивания храбрецов из отряда.

Трясучка выглядел ещё сильнее озадаченным. — Да зачем бы тебе оно надо?

— "Отвага есть добродетель покойников", — протянула Монза. — "Не в правилах мудрого командира на неё полагаться".

— Вертурио! — Коска хлопнул по ноге. — Люблю я тех авторов, что могут прикольно преподнести смерть! Отважным людям найдётся своё применение, но они охереть как непредсказуемы. Раздражают толпу. Опасны для окружающих.

— Не говоря о возможном соперничестве во власти.

— В общем вернее всего снимать пенку, — и Коска наглядно изобразил небрежное стряхивание двумя пальцами. — Из умеренно малодушных выходят гораздо лучшие солдаты.

Трясучка раздражённо покачал головой. — Я хуею, как красиво вы воюете!

— Красиво воевать нельзя, друг мой.

— Ты сказал — отвлекаете, — встряла Монза.

— Ну да.

— От чего?

Раздалось внезапное шипение и Монза боковым зрением уловила огонь. Мгновением позже её щеку окатило жаром. Она крутанулась, уже вытаскивая Кальвес. Ишри развалилась на ящиках, лениво обмякнув, будто матёрый котяра на солнышке, голова откинута, длинная, тонкая нога в бинтах свисала с досок и слегка покачивалась вперёд-назад.

— А просто сказать привет тебе религия не позволяет? — окрысилась Монза.

— И что же в этом было бы забавного?

— Ты непременно обязана отвечать вопросом на вопрос?

Ишри прижала руку к замотанной груди, вытаращив чёрные глаза. — Кто? Я? — Она что-то катнула между большим и средним пальцами, маленькое чёрное зёрнышко. И со сверхъестественной меткостью щелбаном запустила его в лампу возле Трясучки. Шарик рванул с шипеньем и вспышкой, стеклянный колпак треснул, посыпались искры. Северянин отшатнулся, ругаясь и стряхивая с плеча тлеющий пепел.

— Некоторые зовут его гуркский сахар. — Коска причмокнул. — На мой вкус звучит приятнее, чем гуркский огонь.

— Две дюжины бочек, — промурлыкала Ишри, — любезно предоставил пророк Кхалюль.