— Отъебись, старикашка. — Но сама втайне обрадовалась, что уже не надо подыскивать трудных слов.
Коска вздёрнул брови. — Ты сумела затронуть правильные вещи…
— Иным людям правильные вещи не по душе, — вымолвил Трясучка своим могильным шёпотом, убирая нож. — Ты ещё этого не выучил?
— Век живи — век учись. Сюда, камрады! Чуть-чуть поднимемся повыше и насладимся зрелищем штурма.
— Вы атакуете? Прямо сейчас?
— Мы попытались при дневном свете. Не сработало. — С виду не походило, что тьма сработает лучше. Весь проход заполонили раненые — корчи, стоны, кровавые бинты. — А где же мой уважаемый наниматель, его светлость герцог Рогонт?
— В Талинсе. — И Монза харкнула в грязь. Тут её было куда ни плюнь. — Готовится к коронации.
— Так рано? Он, полагаю, в курсе, что Орсо жив и по всем приметам поживёт ещё какое-то время? Не ведётся ли речь о торговле шкурой неубитого льва?
— Я ему об этом напоминала. Много раз.
— Представляю. Талинская Змея советует притормозить Глистоползучему Герцогу. Смех да и только!
— Имеется и некоторая польза. Наводя лоск к церемонии он занял работой в Доме Сената каждого городского плотника, ювелира и швею.
— Халупа хренова на него там не рухнет?
— Будем надеяться, — пробормотал Трясучка.
— По идее здание должно напоминать всем гордые тени стирийского имперского прошлого, — произнесла Монза.
Коска хмыкнул. — Ага, либо позорный крах последней попытки стирийского объединения.
— Об этом я тоже ему говорила. Много раз.
— Пропустил мимо ушей?
— Начинает вырабатывать такую привычку.
— О, да это зазнайство! Как сам некогда долго страдавший таким недугом, я быстро распознаю симптомы.
— Значит тебе понравится ещё один. — Монза не могла прератить издёвки. — Он везёт тысячу белых певчих птиц аж из далёкого Тхонда.
— Всего тысячу?
— По идее они должны символизировать мир. Их выпустят над толпой, когда он, уже королём Стирии возденет руки приветствовать народ. И прихлебатели со всех краёв Земного Круга — графы, герцоги, принцы и даже, насколько я знаю, сам Бог охуевших гурков — станут рукоплескать его исполинскому самомнению и падать вверх тормашками, чтобы лизнуть его толстую жопу.
Коска вскинул брови. — Я улавливаю охлаждение Осприйско-Талинских отношений?
— В коронах есть что-то такое, от чего люди становятся дураками.
— Тому, кто обретает свою, ты и об этом напоминала?
— Пока не разодрала глотку. Но он, надо же, не захотел и слушать.
— Видать намечается ещё то событие. Жаль что без меня.
— Тебя не будет?
— Меня? Нет, нет, нет. Я только собью накал торжественности. Ходят слухи, обвиняющие меня в некоем тёмном дельце, предпринятом ради Виссеринского герцогства, можешь такое представить?
— Ни за что.
— И откуда только взялись эти притянуте за уши сплетни? Вдобавок кто-то должен составить компанию герцогу Орсо.
Она кисло провела языком по губам и снова сплюнула. — Слыхала я, что вы с ним уже трепались.
— Всего-то пара фраз ни о чём. Погода, вино, женщины, его неминуемая гибель. Всё как всегда. Он заявил, что заполучит мою голову. Я ответил что всецело разделяю его к ней влечение, судя по тому, что мне самому от неё уйма проку. Я был строг, но на самом деле от души забавлялся, он же, откровенно говоря, стал какой-то сварливый. — Коска покрутил в воздухе длинным пальцем. — Это он из-за осады не в духе, такое моё мнение.
— Стало быть сменить сторону он тебе вовсе не предлагал?
— Наверное таков был бы его следующий тезис, но нас в некотором роде прервал арбалетный залп и бесплодный натиск на стены. Наверное тема всплывёт, когда мы соберёмся за чашкой чая в следующий раз.
Траншея расширялась в блиндаж, большей частью покрытый настилом из досок. низковато, чтобы стоять выпрямившись. По правую руку, наготове чтобы по ним взбирались и присоединялись к атаке, к скату прислонялись лестницы. Добрых шесть десятков доспешных и вооружённых наёмников преклоняли колена, наготове чтобы так и сделать. Коска, пригнувшись, пошёл меж их рядов, похлопывая по спинам.
— Слава, братушки, слава, и звонкая монета!
Их угрюмые оскалы превращались в улыбки, они колотили оружием в щиты, в нагрудники, в шлемы, подымая согласный грохот.
— Генерал!
— Генерал-капитан!
— Коска!
— Парни, парни! — Он застенчиво хихикал, пихал в плечи, тряс руки, развязно отдавал честь. Во всём настолько далеко от её манеры командовать, что дальше некуда. Ей волей-неволей требовалось оставаться холодной, суровой, неприступной — или её никто бы не уважал. Женщине не позволительна роскошь быть приветливой с мужчинами. Поэтому она разрешала Бенне выполнять за неё норму по смеху. Похоже поэтому смех и иссяк, с тех пор как его убил Орсо.