Лучше подавать холодным.

Десторт не всю жизнь мельничал и дело знал туго. Они обнаружили налётчиков на следующий вечер, те прокладывали путь к югу и остановились у костров в лесу, даже не выставив нормально часовых. Скорее воры, чем солдаты. Среди них были и крестьяне, просто в основном с другой стороны границы, вот они и рассчитывались за свои выдуманные обиды, пока их лорды были слишком заняты улаживая свои.

- Кто не готов убивать пусть останется здесь. - Десторт вытащил меч, остальные взялись за тесаки, топоры и самодельные копья.

- Подожди, - шептал Бенна, цепляясь за локоть Монзы.

- Нет.

Она бежала тихо и незаметно, в руке отцовский меч, по чёрным деревьям плясали огоньки. Слышала плач, лязг металла, свист тетивы. Выбежала из кустов. Двое людей склонились над костром, из котелка на огне валил пар. У одного была жидкая бородёнка, в кулаке сжат дровяной топор. Не успел он поднять его и наполовину, как Монза хлестнула его по глазам и он с воплем рухнул. Другой повернулся, чтобы бежать, но она ткнула его в спину, прежде чем он успел сделать шаг. Бородатый всё ревел и ревел, прижимая руки к лицу. Она ударила его в грудь и он со стоном выдохнул пару раз, а потом замер.

Она хмуро смотрела на два тела, пока звуки битвы медленно затихали. Из деревьев выполз Бенна. Он снял кошелёк бородатого с его пояса и вывалил себе в ладонь клин серебрянных монет.

- У него есть семнадцать серебренников.

Это было вдвое больше, чем стоил весь урожай. Он протянул ей кошель другого, вытаращив глаза. - У этого тридцать.

- Тридцать? - Монза глядела на кровь на отцовском мече, и думала о том, как странно, что она стала убийцей. Как странно, что это оказалось таким легким делом. Легче, чем добывать пропитание копаясь в каменистой почве. Гораздо, гораздо легче. Впоследствии, она всё ждала, когда же на неё снизойдут угрызения совести. Она ждала долго.

Не снизошли.

Отрава

Это был как раз такое послеполуденное время, какое больше всего нравилось Морвееру. Свежо, даже морозно, но совершенно тихо, безупречно ясно. Яркое солнце сверкало сквозь голые чёрные ветки садовых деревьев, находило редкое золото среди винтов и реек тусклого медного треножника, высекало бесценные искры в путанице запотевшей стеклянной посуды. Не было ничего чудеснее, чем в такой денёк работать на улице, с добавочным преимуществом от того, что любые выделившиеся смертельные испарения улетучатся безо всякого вреда. В конце концов, людей профессии Морвеера слишком часто отправляли на тот свет их собственные вещества, и он не намеревался вступать в их ряды. Это нанесло бы непоправимый урон его репутации, не говоря уж обо всём остальном.

Морвеер улыбнулся над колеблющемся пламенем горелки, покачивая головой в такт нежному постукиванию охладителя и реторты, умиротворяющему шуму улетающего пара, старательному шипению и бульканью реагентов. Тем, что и свист клинка для мастера-оружейника, тем что и звон монет для мастера-коммерсанта, были для Морвеера эти звуки. Так звучит прекрасно выполненная работа. Поэтому он с приятным удовлетворением наблюдал за сморщенным от сосредоточенности лицом Дэй сквозь искажающее стекло конусообразной колбы.

Её лицо несомненно было прелестным: в форме сердечка, обрамлённое светлыми кудряшками. Но это была обыкновенная и совершенно безобидная разновидность прелести, ещё более смягчённая обезоруживающей аурой невинности. Лицо, созданное чтобы притягивать добрые взгляды и не вызывать кривотолков. Лицо, легко стирающееся из памяти. Из-за лица-то в основном Морвеер её и выбрал. Он не привык подходить к делу спустя рукава.

В глубине охладителя из влаги вырос бриллиант. Он растягивался, распухал и наконец, оторвался и полетел, искрясь как комета, и неслышно упал на дно пробирки.

- Превосходно, - прошептал Морвеер.

Другие капельки набухали и падали торжественной чередой. Последняя из них неохотно держалась на краю и Дэй пришлось потянуться и деликатно щёлкнуть по стеклу. Капля упала и присоединилась к остальным, и стала для всего мира обычной водичкой на дне пробирки. Чуть-чуть. Едва хватит чтобы кому-то промочить губы.

- А теперь осторожнее, моя дорогая. Будь очень, очень аккуратна. Твоя жизнь висит на волоске. Твоя, и моя тоже.

Она прижала язык к нижней губе, чрезвычайно осторожно открутила охладитель и положила его в лоток. За ним последовали остальные части аппарата, медленно, деталь за деталью. У неё, ученицы Морвеера, были чудесные, мягкие руки. Шустрые и твёрдые, какими, разумеется, им и положено быть. Она осторожно вдавила пробку во флакон и поднесла его на свет. Лучи солнца превращали крошечную порцию вещества в жидкие бриллианты, и она улыбнулась. Невинной, прелестной, и да, нисколько не запоминаемой улыбкой. - Он неказист на вид.

- В этом-то вся и суть. Он бесцветен, не имеет запаха или вкуса. И всё же! Бесконечно мельчайшая капля, вдох тончайшего испарения, нежнейшее касание кожи убьёт человека за считанные минуты. От него не существует противоядия, нет снадобья, нет иммунитета. Воистину... это Король Ядов.

- Король Ядов, - выдохнула она с соответствующим ситуации благоговением.