– Зачем? Ты не только регулярно мне изменял, но даже покушался на мою жизнь. Не будь я дочерью криминального авторитета, может, и простила бы тебя, а так не могу…
Она решительно встала и направилась к выходу.
– Подожди! – поспешно остановил я. – Сначала ты подстроила нашу с тобой первую встречу на привокзальной площади. Потом специально познакомила с лучшей подругой и добилась того, чтобы я убил ее. Теперь меня осудят, и в один прекрасный солнечный день, а может, зимним морозным вечером какой-нибудь кирпич упадет мне на голову или произойдет что-либо в подобном роде…
– Какая тебе разница? За совершенное преступление надо отвечать! – пожав плечами и не дав мне договорить, сказала Лариса. – Теперь все зависит от того, насколько сильно ты разозлил и разочаровал моего папашу.
Она окинула меня равнодушным взглядом и, понизив голос, добавила:
– Кстати, ключ от своего сейфа с фотографиями твоих любовных похождений я специально оставила на полке бара. Ты должен был узнать о том, что мне все известно.
– Зачем?
– Сама не знаю. Наверное, мне хотелось пощекотать твои нервы.
– А те фотографии, которые в Мурманске мне принес мальчуган…
– Я хотела, чтобы ты потерял всякое самообладание, вызвал полицию и признался в убийстве моей подруги. Даже для самого отпетого уголовника одно дело – лишить жизни честного человека, и совершенно другое – наказать жестокого убийцу.
– Сегодня утром был проведен следственный эксперимент. На месте гибели Дашеньки был обнаружен труп немецкой овчарки, – сказал я.
– Мне это хорошо известно…
– Признайся, ты хотела меня спасти?
– Я хотела с честью похоронить свою лучшую подругу и не запятнать ее доброе имя клеймом позора. Лучше считаться погибшей в автомобильной аварии, чем быть изуродованной собственным любовником. Во всяком случае, так гораздо лучше для ее родителей.
– Возможно, ты в чем-то права, – согласился я. – Но никогда не поверю, что можешь быть жестокой по отношению ко мне.
– Заблуждаешься, котик. Я очень мстительная женщина. Ты познал горечь нищеты, теперь, перед своей смертью, ты должен испытать все тяготы и лишения психически ненормального человека.
– Неужели ты допустишь, чтобы твой законный муж оказался в сумасшедшем доме?
– Бывший муж, – подметила Лариса. – Любое наказание должно быть адекватно совершенному преступлению!
Она снова направилась к выходу, но внезапно остановилась и вновь целеустремленно посмотрела на меня.
– Как видишь, это не мы, женщины, весьма предсказуемые и похожи на медные монетки! Это вы, мужчины, глупые напыщенные индюки!
Желая сделать мне на прощание что-то приятное, она более мягко сказала:
– Хочу, чтобы ты знал… В первый день нашего знакомства и в ту ночь, когда запланировал меня убить, ты был по-настоящему страстным и нежным любовником.
– А в промежутке между этими днями? – машинально поинтересовался я.
– Так себе… – ответила Лариса. – Обыкновенный мужичок, средней паршивости…
Я пристыженно опустил голову, но понимая, что больше никогда ее не увижу, тихо поинтересовался:
– Как тебе удалось избежать смерти? Я видел фотографию твоей квартиры, в которой взорвался газ. Тебя могло спасти только чудо.
– Это была чужая квартира. Я скопировала ее с Интернета.
– Но если не было взрыва и ты не погибла, то зачем вынудила меня скитаться по всей стране?
– Я хотела, чтобы ты как следует оценил то, что имел. Теперь тебе есть с чем сравнивать. Благодаря мне ты познал прелесть больших денег и теперь знаешь, как быть нищим и голодным. Ты убил Дашеньку, и я должна была тебя наказать.
– Тебя не понять, – возмутился я. – Если ты сама хотела моими руками лишить ее жизни, то почему…
Я не успел договорить. Лариса бесцеремонно меня прервала.
– Даже не пытайся, – сказала она. – Мы, женщины, сплошная загадка. Наши мысли и поступки нельзя заранее предвидеть и предугадать.
– Вероятно, сейчас это очень глупо прозвучит, – притихшим голосом произнес я, – но мне искренне жаль, что так и не попробовал «Мутон Ротшильд» урожая 1945 года.
– Ты к чему это сказал? – изумилась Лариса.
– Помнишь тот день, когда твой отец решил взять меня на работу? Ты выставила на сервировочный столик выдержанное французское вино, которое стоило более двадцати тысяч в иностранной валюте. А я сделал глупость, отказавшись откупорить эту бутылку.
– Тебе не о чем сожалеть. Там действительно было французское вино, которое до сих пор можно приобрести в свободной продаже по двести семьдесят рублей за бутылку.
– Но я же видел этикетку.
– Смотрю на тебя и лишний раз убеждаюсь в том, что ты никчемный и наивный простофиля, – с горечью ответила Ларочка. – Мы с тобой совершенно разные люди. У нас абсолютно противоречивые взгляды на жизнь. Даже разные понятия об окружающем нас мире.
– Когда-то у нас было много общего, – попытался возразить я.
– Да никогда не было. А теперь уже никогда и не будет… – произнесла она с откровенным презрением.
Я машинально вспомнил оброненное обручальное кольцо в день нашего венчания.