— Ты, скорее всего, после всего этого будешь считать меня шлюхой. И по большому счет прав будешь. Я не ищу себе оправданий. Но я хочу, я реально хочу, чтобы ты понял, почему я так делала. Понимаешь, секс — такая штука… Она очень важная для тех, кто любит друг друга. И если это все случайно, знаешь, на вечеринке какой-нибудь, не важно, как это получится. А с любимым человеком это очень важно. Ты вообще знаешь, как это — девушку девственности лишать? Это пытка для обоих, это все испоганить может по неопытности. Если оба имеют только чисто теоретическое представление об этом, от первого раза может остаться такое гадкое впечатление, что все чувства пропадут. Вот я и хотела, чтобы у нас с тобой все по-нормальному было, красиво, романтично, чтобы свечи, чтобы никого не было, чтобы я была полностью твоя, чтобы я умело и легко доставила тебя самое наивысшее наслаждение. Чтобы наша любовь укрепилась, а ты не корил себя потом, что сделал что-то не так. Чтобы не погибло наше с тобой королевство.
— Оно уже давно погибло, еще в тот самый момент, когда эта мысль пришла тебе в голову, — ответил я. — Просто мысль, ты еще не сделала, но мысль пришла. Знаешь, так можно о чем угодно рассуждать. Вот если про журналистику, то было бы нормально. Ты, к примеру, хочешь устроиться в хорошее издание, где и платят хорошо и работать интересно. Но ты пока писать не умеешь и оттачиваешь свое мастерство на всяких глупых статьях, пишешь работы в универе. А потом получишь диплом, возьмешь свое портфолио, придешь к редактору, он даст тебе пробное задание, ты его выполнишь и получишь вожделенную работу. Только чувства в портфолио нельзя подшить. Вы все, вы все… — Я обернулся и вдруг понял, что мы с Яной стоим вдвоем и нас больше никто не слышит. — Вы все можете считать меня рыцарем, Айвенго, крестоносцем, Зигфридом, кем угодно. Вы можете смеяться надо мной, говорить, что я не современен. Что даже в те времена таких людей не было и быть не могло. Что это все для книжек придумано, для романтических юношеских натур, которые жаждут чистой и прекрасной любви. Вы все можете сказать мне это. Только поймите меня, поймите меня правильно. Меня так воспитали. И родители у меня были другие, и музыку я другую слушал, и книги эти я не только в универе стал читать, а гораздо раньше. Я Ницше и Сартра в одиннадцатом классе прочел, не чтобы показать, что я такой вот умный, а мне просто интересно было, интересно познавать новое. Разум и знания — это добродетель, и любовь и чистота — это тоже добродетель. И можете сколь угодно считать меня дурачком. Я видел, я не слепой, что ты общалась с другими парнями. Но это же нормально, какой парень будет держать девушку на коротком поводке. Ведь, если человек не доверяет, значит он и не любит. А я тебя любил. Именно любил. Теперь чувство начало во мне умирать. И будет агония, а потом оно умрет совсем. И быть может, когда-нибудь родится новое, другое, но не к тебе. Это уж точно. Я не дурак, я не буду кидаться в омут с головой, в пьянку, забирать документы из МГУ — лишь бы тебя больше не видеть. У меня есть только одна цель в жизни — жить. А остальное можно и перетерпеть, я просто сильнее стану.
Не знаю, как я смотрелся на стороны. На кого я был похож больше: на разгневанного короля Артура, заставшего леди Женевру с Ланселотом, или просто на последнего кретина, который не понимает, а главное — не хочет понять современных реалий жизни и живет в своем призрачном, иллюзорном мире и не хочет ничего другого ни знать, ни видеть. А когда в его придуманный мир вторгаются, он не понимает, за что его так ненавидят, почему не понимают. Я, наверное, был тем самым Маугли Киплинга, которого волки послали жить к людям, а люди не приняли. Но от этого он не перестал быть Маугли.
Яна стояла и молча слушала мой экспрессивный монолог. Затем губы ее задрожали, на глазах выступили слезы. Признаюсь, я бы и сейчас очень много отдал за то, чтобы узнать, что она в тот момент думала обо мне. Считала ли она меня полным идиотом, который придумал себе какие-то непонятные принципы и не оценил ее жертву. Или просто холодно и цинично рассуждала, поверил я ее обману или нет. А может быть, просто думала, что правильно сделала, когда спала с нормальными парнями, которым был нужен секс, а не какие-то малопонятные в восемнадцать лет высокие чувства.