Теперь в моей душе была холодная, словно поверхность заледеневшей на морозе реки, ясность, ясность и понимание того, что я теперь по-другому смотрю на мир. Я огляделся по сторонам. Мир не утратил прежних красок, звуков и запахов, но в то же время он был каким-то холодным, блестящим и ярким, как снег, искрящийся на зимнем солнце. И мне стало одновременно легко и грустно оттого, что боли, любовной агонии в моем сердце больше нет, но я не знал пока, как буду жить с этим дальше, что меня ждет.
Я чувствовал сильное внутреннее опустошение и легкость одновременно. Но это была какая-то обманчивая, пугающая легкость. С такой легкостью обычно прыгают из окна, поднимаются во весь рост из окопа со связкой гранат, и в то же время с этой легкостью проходят равнодушно мимо чужой боли. Я не стал ненавидеть и презирать мир, я не стал равнодушным, я по-прежнему любил этот мир и эту жизнь, но это была какая-то иная любовь. И была ли это любовь или же просто холодное понимание того, что мне здесь жить, что мне это все просто может пригодиться для моего существования. А любви больше нет. Нет и не будет никогда. Я не стал ломать голову, просто шел вперед и был тогда рад только одному — что это страшная агония кончилась и этой страшной, готовой разорвать меня на части любви больше нет.
Я решил, что если и дальше буду погружаться в такие глубокие рассуждения, то голова пойдет кругом и я вообще потеряю чувство реальности. И я решил просто оглядеться по сторонам, понять, где нахожусь и куда идти дальше. Едва я заставил свое сознание работать на более или менее адекватное восприятие окружающего мира, как тут же понял, что это у меня получается легко и непринужденно.
Оказалось, что я отмахал огромное расстояние, которое навряд ли в здравом уме решился бы пройти ранее. Через минут десять-пятнадцать быстрого шага я подошел к метро Каширское. Я пытался сообразить, что мне теперь делать дальше. Я ясно понял, что прежний жизненный оптимизм вернулся ко мне, едва прошла любовная агония. На секунду меня даже посетила странная мысль о том, что это странное видение молодого человека в белом было не чем иным, как защитной реакцией моей психики против сильного стресса, который мог привести к безумию. И поэтому мое сознание сыграло со мной в некую игру и просто убедило меня в том, что любовь была забрана у меня мистическим образом. Дойдя до входа в метро, я тщательно обдумал эту версию и пришел к выводу, что она так же логична, как и все прочие версии, но все же имеет один недостаток — ее никак нельзя проверить. И я, в который раз пообещав себе не ломать понапрасну голову, вошел в метро.
Спускаясь вниз по эскалатору, я поймал себя на мысли, что мне хочется заняться какой-нибудь работой: почитать что-нибудь из списка обязательной литературы, довести до ума статью или сделать еще что-нибудь полезное и нужное. И подобные желания мне очень понравились. Однако домой я пока не торопился. Мне хотелось еще погулять в одиночестве и привести мысли в порядок. Поэтому я доехал до станции Орехово и решил прогуляться по Царицынскому парку. Время было уже около шести, так что домой можно было пока не спешить. Тем более до сентября я был свободным человеком.
Выйдя из метро, я купил в ларьке пиво, решив таким образом отпраздновать свое «выздоровление». Затем я пошел по пустому в будний день парку. В душе творилось что-то странное. С одной стороны, я чувствовал облегчение, с другой — меня не покидало смутное ощущение того, что ничто, а уж тем более такое скорейшее выздоровление, не дается даром.
Я прошел через парк, посидел около загаженной и расписанной неформалами беседки, попивая пиво и размышляя над всем, что я сегодня перечувствовал и пережил. А затем я направился в сторону Царицынской усадьбы, полуразрушенной и находящейся в постоянном ремонте. Я бесцельно бродил, периодически встречая одиноких прохожих, в основном пенсионного возраста.
Затем мне на глаза попались две молодые девушки, года на два старше меня. Девушки показались не просто симпатичными, нет. Они мне показались прекрасными, но не как сказочные феи, не так, как мне казалась прекрасной Яна. Нет, это было совсем по-другому. Я смотрел на худенькие стройные ножки, на упругие маленькие груди, отчетливо просматривающиеся под тоненькими блузками. Мне не хотелось их любить, испытывать к ним какие-то высокие, патетические чувства как раньше. Мне просто их хотелось, банально хотелось заняться с ними сексом. Причем с обеими сразу.
Эта мысль настолько сильно развеселила меня, что я начал недвусмысленно улыбаться этим девицам и они вскоре посчитали за лучшее отойти от меня подальше. Хотя одна из них, высокая брюнетка, явно строила мне глазки, даже несмотря на то, что была меня старше.