Ложка

Прочитав письмо директора, я выхожу из дома и направляюсь к скамье, на которой Д. П. увековечили память о моем отце. Ложку беру с собой, потому что она придает мне храбрости, без которой не обойтись, если хочешь прогуляться по большой туристической тропе глубокой ночью. По итогам своей экспедиции я делаю три вывода.

1. Ночью дикие пони выбираются из чащи и приближаются к обрыву на опасное расстояние, чтобы полакомиться маленькими алыми цветами, пробившимися сквозь камни. Радостное чавканье смешивается с грохотом волн, ударяющихся о скалы.

Вывод: пони предпочитают быструю смерть на сытый желудок медленной смерти на голодный желудок.

2. Появление ложки — единственное интересное событие за последние несколько недель.

Вывод: я рискую потеряться, пока разведываю, откуда она взялась.

3. Мне становится плохо, когда я слишком близко подбираюсь к террикону — моему собственному нагромождению сланца, моему личному руднику.

Вывод: сама толком не пойму.

К сожалению, в нашу эпоху одноразовой посуды и складных столиков искусство изготовления ложек переживает упадок. Однако вдумчивый коллекционер, которого мало заботят модные веяния и перемены ценностей, продолжает исследовать ложки, эти инструменты прошлого, и через них познает мир. Если же наш коллекционер задается вопросами о будущем, его интерес непременно связан с поиском утерянных объектов.

Вне зависимости от метода, изготовителя и периода создания, любопытных каждый по-своему, внешний вид любой старинной ложки может стать для нас уроком Истории с большой буквы «И», Географии с большой буквы «Г» и Социологии с большой буквы «С». Задумаемся над ключевой ролью так называемой региональной ложки. Тысячи ложек несут отпечаток той или иной территории, тем самым превращаясь в серебряную память о целом крае с его уникальными традициями (см. гл. 8 «Ливанские ложки и празднества стран Средиземноморья»).

Кстати, почему бы не включить ложковедение в перечень школьных предметов? На таких уроках ученики знакомились бы с нравами и обычаями, о которых не сказано ни слова в общеизвестной справочной литературе. К примеру, ложки, украшенные гербами, были типичны для Франции; цветочные мотивы и завитки характерны для голландских и швейцарских ложек, а на английских миниатюрных ложках в старину часто изображались кошки и собаки (данная разновидность ложек, да простит читатель это отступление, является любимейшей у автора сего скромного произведения).

Полковник Монтгомери Филиппе.

Воспоминания коллекционера

II ФРАНЦИЯ

Отряд, шагом марш!

От качки у меня ноет сердце. Не обращая внимания на очередь пассажиров, выстроившуюся перед кафетерием, я бросаюсь на палубу парома. Из толстой трубы поднимается тошнотворный запах жареной еды. От взгляда на пластиковый стаканчик, перекатывающийся по палубе от скамейки к скамейке, дурнота только усиливается.

Когда Нану предупреждала меня, что погода во время рейса будет кошмарной, мама сухо возразила, что прогнозы сбываются редко. Разумеется, в первую очередь она имела в виду погоду в нашей семье, на которую нежданно-негаданно, ex inspe-rato, накатило цунами. «А ты все равно выйди на палубу и смотри на горизонт», — шепнула мне бабушка.

Прислоняюсь к мокрым перилам, повернувшись лицом туда, где, по идее, должен находиться континент. Сколько еще до него плыть? Меня мучает изжога, а горизонт почему-то зеленеет. Компания молодежи останавливается рядом со мной, рассаживается на влажных скамьях и веселится, словно принимает солнечную ванну. Слышу французскую речь и пытаюсь что-нибудь разобрать, но качка мешает сосредоточиться. Две пожилые англичанки в штормовках цвета хаки достают термос. Снимаю капюшон куртки и опускаюсь прямо на палубу. Можно было бы полистать дорожный атлас, изданный еще в шестидесятые годы, или почитать «Воспоминания коллекционера», но я лишь сворачиваюсь в клубок и замираю. Мне кажется, в такой позе я менее несчастна.

Когда мы были маленькими, папа возил нас на своем шлюпе «Поцелуй меня, Кейт» на остров Рэмси. «Отряд, шагом марш!» — выкрикивал отец, и мы шлепали по холодной воде к суденышку, которым он безмерно дорожил. Во время этих вылазок я чувствовала себя жалкой. Дэй, уже тогда отлично ходивший под парусом, высмеивал мою «хоббичью неуклюжесть», хотя вообще-то хоббиты были существами ловкими, если верить Толкиену. Ал, уже тогда умевший вязать морские узлы и предпочитавший, чтобы его ни о чем не спрашивали, забирался в середину шлюпа и сидел там, теребя в пальцах нейлоновую бечевку. Я путала канаты, называла правый борт левым и терпеть не могла, когда отец восторженно вскрикивал: «П-па-аваро-от!»